– Что? – Она изумленно воззрилась на него.
Тогда Ноэль стал медленно объяснять. Рассказ продолжался
почти полчаса. Потом они посмотрели друг другу в глаза.
– По-моему, в нашей семье никто не знает, что папа раньше
был женат.
– Ну, его родители, разумеется, знали, его сестры, думаю,
тоже. Интересно, твоя мать в курсе?
– Возможно. – Девушка задумалась. – Отец – человек
честный и порядочный. Наверняка он рассказал маме обо всем, перед тем как они
поженились.
– Это никак не может бросить на него тень. Ведь не он, а моя
мать ввела всех в заблуждение. – Ноэль произнес эти слова неосуждающе. Он
не испытывал к матери ничего, кроме нежности и сочувствия, ведь она сделала это
ради него. Он представил себе отчаяние двадцатилетней беременной беженки, и
сердце его сжалось.
Трагедия, случившаяся с их родителями, была для молодых
людей историей, прошлым. К ним она не имела отношения. Она принадлежала лишь
участникам тех событий.
– Ты расскажешь ему о нас, Тамми?
– Не знаю. Может быть.
– Я думаю, тебе следует рассказать ему обо всем не
откладывая. Давай не будем ждать, пока другие раскроют наш секрет. Я хочу
выложить карты на стол. Достаточно того, что жизнь наших родителей была полна
сюрпризов.
– Значит, ты все-таки собираешься жить со мной вместе,
Ноэль? – Ее зеленые глаза озарились надеждой, а он торжественно кивнул:
– Да. Собираюсь.
49
К концу зимнего семестра Тамми все окончательно решила. Она
довольно долго собирала все бумажки для перевода на юридический факультет
Колумбийского университета. Теперь ей оставалось только упаковать вещи и
освободить маленькую квартирку, которую она делила с четырьмя другими
девушками. И вот ранним солнечным субботним утром приехал Ноэль, и они вместе
отправились в Нью-Йорк.
В каждом шкафчике своей квартиры Ноэль освободил место для
вещей Тамми; повсюду были цветы и воздушные шарики, в холодильнике стояло
шампанское.
С тех пор минуло три месяца, и в жизни молодых людей
существовала только одна проблема: ни родители Тамми, ни Ариана ничего не знали
о нынешнем положении вещей. Вопреки своему всегдашнему принципу быть
откровенным с матерью Ноэль не сообщил Ариане о переселении Тамми. А Тамми
просто установила свой собственный телефон, и, когда он звонил, Ноэль не
поднимал трубку. Обычно это был отец девушки, приглашавший ее пообедать вместе.
Но однажды в конце мая тайное наконец стало явным, когда
Ариана без предупреждения зашла к сыну, чтобы отдать письма, по ошибке
пришедшие на ее адрес. Ариана уже стояла у входа, когда вдруг из дверей
вылетела Тамми, держа в руках пакет с бельем, собранным для прачечной, и
тяжелую сумку с книгами.
– О… о… здравствуйте, миссис Трипп… я хотела сказать миссис
Томас.
Она залилась яркой краской. Ариана холодно поздоровалась.
– Вы навещали Ноэля?
– Я… да… Мне просто нужно было заглянуть в его старые
учебники… и его конспекты…
Тамми хотелось провалиться сквозь землю. Ноэль был прав.
Следовало с самого начала обо всем рассказать. А сейчас у Арианы был такой
несчастный вид, словно ее предали.
– Уверена, Ноэль сделал для вас все, что мог.
– Да-да… А как вы поживаете?
– Очень хорошо, спасибо.
Вежливо попрощавшись, Ариана направилась в ближайшую
телефонную будку и позвонила сыну. А Ноэль даже обрадовался, что все так
получилось. Давно пора, хватит с него секретов. И если Тамара не собирается
рассказывать отцу, то он, Ноэль, для себя уже все решил. Узнав по справочной
телефон офиса Пола Либмана, Ноэль твердой рукой набрал номер и договорился о
встрече с главой фирмы на два сорок пять.
Такси остановилось у того самого здания, где пятьдесят лет
назад основал свою фирму Сэмюэл Либман. А кабинет, где сейчас размещался Пол,
был тем самым кабинетом, в котором столько лет просидел Сэм. Именно сюда
приходила Рут, чтобы уговорить мужа принять к ним в дом худенькую светловолосую
немецкую девушку. И именно сюда вошел широким уверенным шагом сын той самой
немецкой девушки, поздоровался за руку с отцом Тамми и спокойно сел.
– Мы знакомы, мистер Трипп?
Пол внимательно посмотрел на молодого человека; лицо Ноэля
показалось ему знакомым. На визитной карточке посетителя значилось имя весьма
уважаемой юридической фирмы; Пол Либман не знал, зачем пришел сюда этот молодой
человек – по делам фирмы или сам по себе.
– Мы встречались однажды, мистер Либман. В прошлом году.
– О, извините. – Пол вежливо улыбнулся. – Боюсь,
память стала меня подводить.
Ноэль объяснил:
– Я друг Тамары. Я окончил Гарвард в прошлом году.
– Ах, вот оно что! – Внезапно Пол все вспомнил, и
улыбка исчезла с его лица. – Однако надеюсь, мистер Трипп, вы здесь не для
того, чтобы говорить о моей дочери. Итак, чем могу служить?
Молодому человеку назначили эту встречу только потому, что
он работает в столь уважаемой фирме.
– Боюсь, сэр, что не оправдываю ваших надежд. Я здесь именно
для того, чтобы говорить о Тамаре. И о себе. Вам вряд ли понравится, что я
скажу, но мне кажется, нам с самого начала следует быть откровенными.
– С Тамарой что-то случилось?
Либман побледнел. Теперь он вспомнил, окончательно вспомнил
этого мальчишку. И тут же почувствовал, что ненавидит его до глубины души.
Но Ноэль немедленно успокоил его:
– Нет, сэр. Она в порядке. Можно даже сказать, что у нее все
очень хорошо. – Он улыбнулся, стараясь скрыть нервозность. – Мы любим
друг друга, мистер Либман, уже довольно давно.
– С трудом могу в это поверить, мистер Трипп. Дочь уже
несколько месяцев даже не упоминает вашего имени.
– Думаю, она боялась вашей реакции. Но прежде чем продолжу,
я должен кое-что вам рассказать, ибо, если я этого не сделаю, рано или поздно
все так или иначе откроется. Поэтому лучше объясниться теперь же. – Ноэль
отвел взгляд и подумал: было сумасшествием прийти сюда. Полным безумием. Но
приход в этот кабинет оказался едва ли не самым мужественным поступком в жизни
Ноэля. – Двадцать семь лет назад ваша мать активно участвовала в
деятельности организации, занимавшейся помощью беженцам здесь, в
Нью-Йорке. – Лицо Пола Либмана окаменело, но Ноэль бесстрашно продолжал: –
Она подружилась с молодой немецкой девушкой, беженкой из Берлина. На этой
девушке вы были женаты – совсем недолгое время, пока не обнаружили, что она
беременна от своего мужа, погибшего при обороне Берлина. Вы ее оставили,
развелись с ней, а… – он запнулся на мгновение, – а я – ее сын.
Напряжение, царившее в комнате, достигло предела. Пол Либман
встал.