— И он застрелил папу, чтобы не платить деньги?
— Вроде того.
— А судью он застрелил?
— Нет.
Джеми кивнул и надолго замолчал, обдумывая услышанное.
Прошло сколько-то времени, он слегка расслабился, и Лиз крепче прижала его к
себе. От всего, что у нее когда-то было, у Лиз остались только дети. О них она
и должна была сейчас думать.
Но сказать это было гораздо проще, чем сделать.
Наступивший день оказался гораздо более тяжелым, чем она
ожидала. С самого утра вся семья отправилась в траурный зал. Дети разрыдались,
как только увидели гроб, стоявший на небольшом мраморном постаменте.
Рядом с гробом и на его крышке лежали живые цветы.
Лиз хотела, чтобы это были белые розы, и теперь в воздухе
плыл их тяжелый, густой запах, от которого у нее закружилась голова.
Довольно долгое время все молчали; в зале раздавались только
приглушенные всхлипывания и рыдания.
Потом Виктория и Джеймс увели детей; некоторое время спустя
вышли и остальные родственники, и Лиз осталась один на один с закрытым гробом,
в котором лежал человек, которого она любила на протяжении почти двух десятков
лет.
— Как это могло случиться? — прошептала она,
опускаясь рядом с гробом на колени. — Как мне жить без тебя?..
Она стояла на коленях на толстом ковре, положив руку на
прохладное полированное дерево, и слезы текли по ее щекам. Лиз было невыносимо
тяжело — намного тяжелее, чем она могла себе представить, чем она могла
выдержать. Но теперь у нее не было другого выхода. Она должна была вынести все
если не ради себя, то хотя бы ради их с Джеком детей.
Кто-то тронул ее за плечо. Это была Виктория, которая пришла
за ней, и Лиз поняла, что стоит здесь уже довольно долго. Кивнув подруге, она с
трудом поднялась на ноги и вышла наружу, где ее дожидались остальные. Они
собирались зайти куда-нибудь, чтобы перекусить. Лиз тоже поехала с ними, но
есть ей не хотелось.
С отрешенным спокойствием она наблюдала за тем, как Питер
поддразнивал сестер, стараясь хоть немного развлечь, и даже выдавила из себя
улыбку, когда дети в конце концов стряхнули с себя мрачное оцепенение и
разговорились. И все же Лиз не могла не заметить, что за прошедшую ночь все
пятеро — включая Джеми — как-то вдруг повзрослели. Во всяком случае, они
старались держаться, старались быть сильными, чтобы не быть обузой для
остальных.
После того как они съели по гамбургеру и запили его
кока-колой, Кэрол отвезла детей домой, а взрослые родственники вернулись в
траурный зал. Почти до самого вечера не иссякал поток желающих проститься с
Джеком. Люди приходили, чтобы отдать ему последний долг, выразить свое
сочувствие Лиз, просто поплакать и поговорить друг с другом за пределами
траурного зала. Вся церемония неожиданно напомнила Лиз бесконечный прием —
только без коктейлей, со слезами вместо смеха и с Джеком, лежащим в тяжелом
гробу.
Она все ждала, что вот сейчас крышка откинется в сторону,
Джек поднимется и скажет, что все это была просто неудачная шутка, он и не
думал умирать, но ничего не происходило, и постепенно Лиз утверждалась в мысли,
что он ушел от нее навсегда.
Второй день в траурном зале был похож на предыдущий. К концу
его Лиз отупела от усталости и была близка к истерике, однако внешне она
казалась внимательной и настолько собранной, что многие даже подумали, будто
она приняла какое-то сильнодействующее успокоительное лекарство. Но Лиз не
стала принимать таблетки, хотя Виктория и рекомендовала ей какое-то проверенное
средство. Словно автомат, она бездумно выполняла то, чего от нее ожидали, но
мысли ее были очень далеко.
Утро понедельника выдалось на удивление погожим и солнечным.
Как и накануне, Лиз встала ни свет ни заря и приехала в траурный зал задолго до
назначенного часа, чтобы побыть с Джеком наедине. Она дала себе слово, что не
станет открывать гроб, но сейчас ей очень хотелось сделать это, чтобы взглянуть
на него в последний раз. Больше того: Лиз казалось, что она должна сделать это,
но ей так и не хватило решимости позвать служителей и попросить снять крышку.
Наверное, это было к лучшему, потому что образ Джека, лежащего в гробу,
преследовал бы ее до конца жизни, а так она запомнила его живым, улыбающимся,
любящим. И не имело значения, что в последний раз она видела его сначала на
полу в офисе, а потом — на носилках в машине «Скорой помощи», потому что это
были лишь короткие эпизоды, ступени на пути от жизни к смерти.
В конце концов Лиз тихо вышла из траурного зала и поехала
домой. Когда она вошла, оказалось, что дети — вместе с обоими своими дядьями,
дедушкой и двумя бабушками — собрались в гостиной и ждут ее. Хелен была в
черном брючном костюме; девочки надели платья цвета морской волны с глухим
воротом, Питер впервые облачился в темно-синий костюм, купленный ему Джеком на
день рождения, а Джеми был в темно-серых фланелевых брюках и блейзере. Что
касалось Лиз, то она еще утром решила надеть свое старое черное платье, которое
Джек любил больше всего, и черный кардиган, который одолжила ей Джин.
— Я готова, — просто сказала Лиз. — Можно
ехать.
Служба в церкви Сент-Хилари была очень красивой и
трогательной. Кафедра и распятие были украшены живыми цветами, в позолоченных
канделябрах горели свечи, играла тихая музыка, и священник читал заупокойные
молитвы. Многие из присутствующих плакали, но Лиз сумела сохранить спокойствие
до самого конца службы, которая, к счастью, оказалась короткой. Зато все
последующее представлялось ей каким-то хаосом. В зале ресторана, который Джин и
Кэрол сняли для того, чтобы приглашенные могли перекусить, собралось больше ста
человек, не считая официантов. От шума и духоты у Лиз разболелась голова. Потом
были похороны, от которых у нее не осталось вообще никаких воспоминаний, кроме
ощущения непереносимой, ослепляющей боли. Лиз смутно помнила, как положила на
гроб красную розу и поцеловала блестящее темное дерево. Кто-то взял ее под руку
и увлек в сторону; кажется, это был Питер, но Лиз почему-то чувствовала только
узкую прохладную ладошку Джеми в своей руке.
Затем ее куда-то везли, о чем-то спрашивали, и она, кажется,
отвечала, но подробности поездки совершенно стерлись из ее памяти. Более или
менее Лиз пришла в себя только дома, когда настала пора прощаться с
родственниками. Брат Джека улетал обратно в Вашингтон, его родители
возвращались в Чикаго, а брат Лиз уехал в Нью-Йорк еще раньше. Виктория тоже
собиралась съездить домой. Она обещала, что завтра заедет к Лиз вместе с
мальчиками. Джин предстояло заниматься делами, поэтому они с Лиз решили, что ей
тоже лучше ночевать дома. Только Хелен оставалась на ночь; впрочем, билет на
самолет был уже у нее в кармане, и завтра утром ей нужно было спешить в
аэропорт. Лиз таким образом оставалась совершенно одна, и одной ей предстояло
жить дальше.
Когда дети разошлись по спальням, Лиз и ее мать спустились в
гостиную. Рождественская елка все еще стояла в углу, но разноцветные лампочки
были погашены, а мишура и блестки странным образом потускнели и уже не
выглядели атрибутами праздника. Даже хвоя, которая еще совсем недавно была
ярко-зеленой и свежей, казалась какой-то поникшей.