Адвокаты протестовали шумно и скандально. Правда, они пока
не прибегли к самому мощному оружию — прессе. В интересах дела об аресте Кемаля
Аслана не распространялись и даже исполняющий обязанности Президента его
компании Имацу не знал, что конкретно случилось с шефом, находящимся в отпуске.
Адвокаты понимали, что любой слух может гибельно сказаться на коммерции их
клиента и старались также не особенно распространяться на тему ареста,
отказываясь от многочисленных интервью и избегая особо домогавшихся
журналистов.
Эшби и Кэвеноу развили в эти дни бешеную активность. В
Болгарию был послан специальный представитель. Два сотрудника ЦРУ были
задействованы в Турции, еще двое офицеров ФБР работали в Хьюстоне. Сведения
каждые полчаса докладывались лично Кэвеноу. Но никаких обнадеживающих
результатов получить не удавалось. В Турции тетушка Кемаля вспомнила, что у
него на руке была родинка, но такая родинка у племянника действительно была и
разочарованный Кэвеноу наорал на врача, проводившего обследование.
Из Болгарии по факсу передали детскую фотографию Кемаля. Но
антропологическая экспертиза по черепу и характерному строению лицевых костей
установила, что на фотографии был действительно молодой Кемаль Аслан. А
фотографическая экспертиза доказала, что фотография была сделана тридцать лет
назад. Из Хьюстона приходило подтверждение всех слов, сказанных Кемалем.
Сотрудники ФБР побывали и в Бейтауне, убедившись в искренности подозревамого.
Он действительно несколько раз бывал в конторе Тома Лоренсберга до своего отъезда
и узнал о случившемся от сестры секретаря погибшего, мисс Олимпии.
Ничего не дало и медицинское освидетельствование Тома. Врачи
обнаружили шрамы на его голове, но никто не мог сказать определенно, можно ли
подтвердить или опровергнуть бывшую кому Кемаля Аслана. Ведь прошло более
одиннадцати лет и за это время последствий могло не остаться. Правда, двое из
врачей настаивали на том, что характер шрамов после ранения не соответствовал
тому удару, который мог получить Кемаль, но это были лишь спорные моменты,
которые легко опровергались адвокатами подозреваемого. Даже подробный осмотр
тела бизнесмена ничего не дал. Согласно традициям мусульманского мира, принятым
и среди болгарских турок, мальчикам в юном возрасте делали обрезание. Дотошному
Эшби удалось выяснить, что этот ритуал не могли совершать православные болгары
и русские. Но даже освидетельствование этого проклятого турка убеждало, что он
настоящий турок. Врачи единодушно указывали, что операция отсечения крайней
плоти была произведена достаточно давно.
Но Эшби не успокаивался. Арест английского шпиона был дня
него более чем достаточной причиной для подозрения Кемаля Аслана в его
сотрудничестве с русской разведкой. Лишь в одном не был убежден Эшби — является
ли Кемаль Аслан завербованным агентом советской либо болгарской разведки или с
самого начала ему была придумана столь совершенная во всех отношениях легенда?
И каждый раз, вызывая на допрос Кемаля, он испытывал
двойственное чувство — уважения к личности бизнесмена, так стойко державшегося
на допросах, и ярость по поводу никчемности усилий двух столь грозных ведомств,
как ЦРУ и АНБ, которые в полном смысле слова дурачил этот наглый тип.
У них установилась привычка ежедневно по вечерам встречаться
и обмениваться последними новостями. Через два дня истекал срок задержания
Кемаля, разрешенный прокурором для сбора доказательств. Через сорок восемь
часов они обязаны были отпустить резидента советской разведки. Одна эта мысль
приводила Кэвеноу в такое бешенство, что он не мог спокойно беседовать с Кемалем,
предпочитая встречаться с ним только в отсутствии адвокатов.
В этот вечер Кемаль, как всегда, был чисто выбрит и деловито
спокоен. Он видел нарастающее раздражение своих обвинителей и понимал, что это
результат нестыкующихся деталей обвинения и улик, которых у них против него не
было. Его поездка в Бейтаун была не просто авантюрной, она была преступным и
наглым вызовом, но она сработала. Вынужденное задержать его, не имея никаких
доказательств, американское правосудие, столь свято чтившее не дух, а букву
закона, вынуждено было теперь расписываться в своем бессилии.
Он не знал, чего было больше в его столь необычном решении —
продуманного плана или глубоко личных мотивов, связанных с Сандрой. Он
сознательно шел на скандал, пытаясь разрешить все сразу. И его столь вызывающий
и неожиданный шаг имел успех. Ни Кэвеноу, ни Эшби не могли предъявить ему
никаких доказательств, тем более собранных за неделю. А вся логика
балтиморского обвинения, построенного на показаниях миссис Грант, автомобильных
правах и отпечатках пальцев была бы признана верной только в одном,
единственном случае — если бы он начисто отрицал свою связь с Томом
Лоренсбергом. Но он признавал эту связь, утверждая, что действительно был в
Балтиморе и действительно закреплял письмо по просьбе своего друга. Никаких
серьезных улик против Кемаля уже не было и обвинение лопалось. Это понимали и
Кэвеноу с Эшби. Это сознавал и сам Кемаль, так блистательно сумевший заманить
своих соперников в ими же подготовленную ловушку.
В этот вечер они уже не допрашивали его, пытаясь поймать на
противоречиях. Просто, когда Кемаля привели, Эшби взглянул на него и спросил:
— Вам все это не надоело?
— А вам? — в такт ему спросил Кемаль. — Вам не кажется, что
вы уже испробовали все варианты.
— Не кажется, — нахмурился Кэвеноу. — Вы советский шпион,
Кемаль, и я постараюсь это доказать.
— Чем вы и занимаетесь столько дней, — напомнил Кемаль. — Вы
несколько увлеклись своими играми. По-моему, все давно ясно.
— Вы здорово сыграли, мистер Кемаль Аслан, — хладнокровно
заметил Эшби, — но вы не хотите понять, что это не конец. Это только начало
игры, которую мы, признаюсь, начали не столь удачно. Но ведь вся игра еще
впереди. Предположим, что мы не найдем ничего в оставшиеся два дня. Предположим
даже, что вынуждены будем отпустить вас. Неужели вы думаете, что сможете
когда-либо работать на советскую разведку? Ваша карьера там закончена. Они вам
никогда не поверят. Да вы и сами не захотите с ними сотрудничать, понимая, что
с этой минуты мы будем следить за вами постоянно. Стоит ли продолжать игру,
мистер Кемаль?
— Вы правы только в том случае, если я действительно играю,
— сказал Кемаль, — но вы забываете о том, что я американский гражданин. Меня
знает вся страна, моя компания известна во всем мире. Зачем мне работать на
русских? Ради денег? Интересно, какие деньги они мне могут заплатить, чтобы я
согласился с ними сотрудничать? Вы же должны знать годовые обороты моей
компании и прошлогоднюю прибыль. Или это все тоже сделало русские?
Эшби нахмурился. Потом достал из кармана фотографию. На ней
был улыбающийся незнакомец с темными красивыми глазами.
— Вы знаете, кто это? — спросил Эшби. — Я предвидел ваш
вопрос и нашел в нашем архиве эту фотографию.
— Понятия не имею, — буркнул Кемаль, едва посмотрев на карточку.
Сердце болезненно сжалось. Он узнал изображенного на ней агента.