— Это знаменитый советский шпион, миллионер Гордон Лонсдейл.
Он был очень влиятельный и богатый человек в Великобритании.
— Очень хорошо. Ну и что?
— Его настоящее имя Конан Молодый. Он был офицером их
разведки.
— Вы думаете, это я?
— Не обязательно. У него могли быть и талантливые ученики.
— У вас буйная фантазия, мистер Эшби. Я не могу быть
нелегалом, хотя бы потому, что такие агенты когда-нибудь возвращаются домой, а
я собираюсь жить в это стране еще очень долго. И в Хьюстоне у меня сын. Неужели
вы думаете, что это не мой сын?
— Нет, конечно. Он ваш. Но мы думаем, что вы могли быть
завербованы еще в коммунистической Болгарии, где прожили четверть века.
— Первые годы своей жизни я жил в Америке, если вы, конечно,
обратили внимание на этот факт.
— Обратили. И не только на это. Мы нашли в Софии институт,
где вы якобы учились. И нашли девушку, с которой вы встречались. Сказать вам,
как ее зовут?
— Я могу сказать сам, — спокойно парировал Кемаль.
— Интересно послушать.
Диалог вел Эшби. Кэвеноу молчал, он пытался найти хоть
малейшую трещину в безупречной защите «Вакха». Он был убежден, что перед ними
«Вакх». И его злило их очевидное бессилие.
— Раз я с ней встречался, то, конечно, помню ее имя. Ее
звали Бася.
— Да, — сказал Эшби, — и мы ее привезли в Вашингтон. Хотите
ее увидеть?
Иногда одно мгновение решает все дело. Кемаль хорошо помнил
уроки психологии, которые практиковались у них на занятиях. Психолог задавал
самый простой вопрос — сколько будет дважды два, и терпеливо ждал ответа.
Вернее, реакции на ответ.
Если спрашиваемый сразу отвечал, что дважды два четыре — это
указывало на быстроту реакции и некоторую однообразность мышления. Если
испытуемый, не отвечая, начинал улыбаться — значит, был человеком хитрым, но
нерешительным, мягким, легко поддающимся на уговоры. Если ответ приходил с
большой задержкой и явной обидой на столь легкий вопрос, это указывало на
отсутствие образности мышления, стереотип поведения, недостаток творческого
воображения. В этих случаях ценился не просто ответ, а время ответа и его
содержание. Идеальным считался ответ, что дважды два не всегда четыре, даваемый
через полторы-две секунды после вопроса. Не больше и не меньше.
Именно поэтому, вспомнив все это в течение секунды, Кемаль
выждал еще одну секунду и сказал:
— Вы доставите мне удовольствие, мистер Эшби. Только учтите,
это должна быть настоящая Бася. Любая другая меня не интересует.
— Знаете, Кемаль, — сказал Эшби, — мне нравится ваше
спокойствие. Но вы напрасно все время ходите по краю пропасти. Можно ведь
сорваться и очень больно удариться.
— По-моему, это вы ходите по краю, — возразил Кемаль. — В
результате ваших непродуманных действий я уже потерял слишком много времени в
вашей тюрьме. Вы представляете, какой иск я могу вам предъявить? У вас не
хватит зарплаты, чтобы оплатить его.
— Он еще издевается! — не сдержался Кэвеноу, сжимая кулаки.
— Наших разведчиков вы наверняка избиваете до полусмерти, пытаете, пока они не
заговорят, а мы тут церемонимся с вами и еще разрешаем приглашать адвокатов.
— Мистер Кэвеноу, вы просто дремучий тип. Как вы работаете в
ФБР с такими отсталыми взглядами? Я не хочу заступаться за русских, но у вас
представления полувековой давности. Думаю, что разведчиком уже не пытают нигде.
Это не дает нужного результата и, самое главное, нерационально. Во всяком
случае, мне так кажется.
— У вас интересные взгляды на работу разведки, — сразу
заметил Эшби.
— Скорее, контрразведки, — парировал Кемаль, — я просто
читаю слишком много книг. Кстати, где Бася? Вы ведь обещали ее мне предъявить.
— Считайте, что я вас проверял, — ответил Эшби.
— Спасибо, что предупредили, — ответил Кемаль.
Ничего не добившись, они отправили его обратно в камеру.
Когда Кемаль вышел, Кэвеноу стукнул по столу своим огромным
кулаком:
— Он просто издевается над нами!
— У нас ничего нет против него, — задумчиво произнес Эшби, —
а то, что есть, мы не можем использовать.
— Я вас не понимаю? — посмотрел на него Кэвеноу. — У вас
есть еще какие-то доказательства?
— Конечно, есть. Недавно был арестован очень влиятельный
советский разведчик, работавший на англичан. У нас есть основания полагать, что
русские вышли на него в результате информации «Вакха».
— И вы все время молчите, — вскочил Кэвеноу. — Мы обязаны
рассказать обо всем прокурору. Как фамилия вашего агента?
— В том-то все и дело, — ответил Эшби, — англичане не
говорят нам его фамилии.
— Но они могут подтвердить все, что вы мне сказали?
— Думаю, да, — осторожно отметил Эшби.
— Звоните Бланту, — нетерпеливо попросил Кэвеноу, — этот
мерзавец Кемаль будет сидеть у нас сто лет, пока не расскажет всей правды.
Эшби набрал номер телефона английского резидента в
Вашингтоне.
— Мистер Блант? — спросил он, — с вами говорит Александр Эшби.
— Я вас слушаю, — заинтересованно ответил Питер Блант.
— Кажется, нам удалось выйти на неуловимого «Вакха».
— Вы его взяли? — не поверил услышанному Блант.
— Можно сказать.
— Поздравляю вас, мистер Эшби. Это очень большая победа, —
обрадованно сказал Блант.
— Но у нас возникли проблемы, — вздохнул Эшби. — У нас свои
тонкости юридической системы. «Вакх» оказался довольно известным человеком и
американским гражданином. А его адвокаты уже требуют отпустить своего клиента.
Вы не могли бы выступить у нас в прокуратуре или в суде? Конечно, слушания
будут закрытыми. Я гарантирую.
— Что я должен сказать?
— Не называя никаких имен, просто рассказать о том, как в
результате информации «Вакха» был арестован ваш разведчик. Такой вариант вас
устроит?
— Думаю, да, — помедлив, ответил Блант, — но в любом случае
я должен посоветоваться с Лондоном. Перезвоните мне через десять минут.
— Договорились, — Эшби повесил трубку и пояснил Кэвеноу, —
он хочет позвонить в Лондон, получить разрешение.
Блант довольно быстро набрал код и номер Холдера. К его
удивлению, трубку снял сам Холдер.
— Мистер Холдер, — торопливо сказал он, — янки обнаружили
нашего «Вакха».
— Поздравляю, — равнодушно бросил Холдер.
Кажется, он даже не обрадовался, удивился Блант. Что опять
случилось в Лондоне?