— Это несерьезно! — упорствовал британский посол,
все более распаляясь. — Ради Бога, ведь даже вы здесь, в Штатах,
готовитесь к войне. Вы осваиваете новые морские торговые пути, у вас заметно
оживление в промышленности, особенно в производстве стали. — Англичанин
хорошо знал, что Рузвельт далеко не глуп и прекрасно видит все происходящее, но
вынужден скрывать это даже в кругу близких друзей.
— В такой подготовке нет ничего дурного, —
настаивал Рузвельт. — Это даже полезно для страны. Но нельзя же относиться
к возможному как к неизбежному.
— О да, вы можете себе это позволить, —
нахмурившись, заметил британский посол. — Но все равно знаете, что
происходит, не хуже меня. Гитлер сумасшедший. Вот он скажет вам. — Линдсей
указал на Армана, тот кивнул. Здесь, в кругу близких знакомых, его взгляды были
хорошо известны.
— Что слышно в Париже? — Все повернулись к Арману.
Тот заговорил, взвешивая каждое слово.
— То, что я увидел там в апреле, очень обманчиво. Все
притворяются, делают вид, будто не понимают, что грядет. Я надеюсь только на
то, что война грянет не слишком скоро. — Он ласково взглянул на
жену. — Если что-то случится, мне придется отправить Лиану обратно. Но
важнее другое. — Он перевел взгляд с жены на остальных. — Война в
Европе станет трагедией и для Франции, и для всех нас. — Арман взглянул на
сэра Линдсея, и их глаза встретились. Этих людей объединяло то, что оба они
хорошо понимали, какие испытания ждут их страны в случае нападения Гитлера.
За столом воцарилось молчание. Элеонора встала, как бы
подавая знак дамам, что джентльменам пора заняться их бренди и сигарами. Кофе
дамам будет подан в соседней комнате.
Лиана медленно поднялась. Это всегда был самый неприятный
для нее момент ужина. Ей всегда казалось, что она не услышит главного, что,
оставшись одни, мужчины перейдут к об; суждению самых злободневных проблем. По
дороге домой она спросила Армана, не пропустила ли она чего-то интересного.
— Ровным счетом ничего. Такие разговоры сейчас можно
услышать повсюду. Рузвельт стоял на своем, англичане — на своем. Когда мы
вставали из-за стола, Томпсон мне шепнул, что он уверен — не пройдет и года,
как Рузвельт вступит в войну, если она начнется. Кстати, это полезно и для
экономики, ведь войны всегда оживляют производство. — Лиана нахмурилась,
однако она достаточно хорошо разбиралась в экономике, прожив столько лет с
отцом, и понимала, что это действительно так. — Как бы там ни было, скоро
мы окажемся дома и увидим своими глазами, что там происходит. — Оставшуюся
часть пути он молчал, погруженный в свои мысли, а Лиана вспомнила свое теплое
прощание с Элеонорой.
— Вы должны писать мне, дорогая…
— Обязательно, — обещала Лиана.
— Благослови вас Бог. — Ее высокий голос дрогнул,
на глаза навернулись слезы. Она любила Лиану и ясно сознавала, что, прежде чем
они снова увидятся, им всем предстоит немало пережить.
— И вас так же.
Женщины обнялись, и Лиана исчезла в «ситроене», который
быстро преодолел короткий путь до посольства, пока еще служившего им домом.
Шофер проводил Лиану и Армана до входной двери. Кивнув на прощание двум
дежурившим у входа охранникам, они прошли в свои апартаменты, где, казалось,
царила полная тишина. Слуги спали, а дети уже давно должны видеть десятые сны.
Но по дороге к своей комнате Лиана вдруг улыбнулась мужу, дернула его за рукав
и приложила палец к губам. Она услышала быстрый топот детских ног и щелчок
выключателя.
— Что такое? — прошептал Арман. Лиана с улыбкой
быстро распахнула дверь к комнату Мари-Анж.
— Добрый вечер, юные леди. — К удивлению Армана,
она говорила в полный голос. В ответ послышались хихиканье и возня, и обе
девочки, прятавшиеся в кровати Мари-Анж, со смехом бросились к родителям.
— Принесли нам что-нибудь вкусное?
— Конечно нет! — На лице Армана застыло удивление.
Он всегда восхищался тем, как хорошо Лиана знает дочерей. Теперь и он начал
улыбаться. — Почему вы не спите? Где мадемуазель?
Гувернантка, конечно же, была уверена, что они улеглись и
уже крепко спят. Ее было нелегко провести, но девочкам, к их бурному восторгу,
это удавалось довольно часто.
— Она спит. Было так жарко… — Элизабет смотрела на него
широко открытыми голубыми глазами, в точности такими же, как у матери. Этот
взгляд всегда трогал Армана до глубины души. Он подошел к дочери и поднял ее
своими сильными руками. Этот высокий, крепкий человек и в пятьдесят с лишним
лет ничем не уступал молодым. Только седина густых, красиво подстриженных волос
и суровые складки на лице выдавали его возраст. Но дочери и не задумывались о
том, что отец на много лет старше матери. Главное, что он их папа, и они
обожали его так же, как и он обожал их.
— Скверно, что так поздно, а вы еще не спите. Что вы
здесь делали? — Он знал, что проказы обычно начинает Мари-Анж, но Элизабет
только рада присоединиться к сестре. На этот раз случилось то же самое. Лиана
включила свет, и их взору предстала неутешительная картина: повсюду валялись
игрушки, выброшенные из ящиков и чемоданов, которыми была уставлена комната.
— О Боже, — простонала Лиана. Они распотрошили
все, кроме чемоданов с одеждой. — Что это вы тут делали?
— Искали Марианну, — невинно ответила Элизабет,
сияя своей беззубой улыбкой. Передние зубы у нее недавно выпали.
— Разве вы не знаете, что я не упаковывала
Марианну? — Марианна была любимая Кукла Элизабет. — Она на столе у
тебя в комнате.
— Разве? — Обе девочки захихикали. Они так
расшалились, что уже не могли остановиться. Арман постарался придать лицу
строгое выражение, но девочки так веселились и при этом так походили на мать,
что он не мог на них сердиться. Да у него и не было на то причин. Мадемуазель
держала их в строгости, а Лиана была прекрасной матерью; поэтому Арман мог с
удовольствием общаться с дочерьми, не изображая из себя строгого отца. Но для
порядка он все-таки немного побранил их по-французски, указав, что им следовало
бы помочь маме укладывать вещи, а не разбрасывать их. Он напомнил девочкам, что
через два дня они уезжают в Нью-Йорк, и поэтому все должно быть готово.
— Но мы не хотим в Нью-Йорк. — Мари-Анж серьезно
смотрела на отца, как всегда выступая и за себя, и за сестру. — Мы хотим
остаться здесь. — Лиана со вздохом опустилась на кровать Мари-Анж,
Элизабет забралась к ней на колени; Мари-Анж тем временем продолжала
по-французски говорить с отцом. — Нам нравится здесь.
— А разве вы не хотите покататься на корабле? Там есть
кукольный театр и кино, и еще много интересного. А в Париже нам всем будет
очень хорошо.
— Нет, не будет. — Она покачала головой и
посмотрела в глаза отцу. — Мадемуазель говорит, что там скоро начнется
война. Мы не хотим ехать в Париж, если там война.
— А что это такое? — шепотом спросила Элизабет,
сидя на коленях у матери.
— Это когда люди дерутся. Но в Париже никто не
собирается драться. Там все будет так же, как здесь. — Арман и Лиана
переглянулись, и Лиана поняла, что Арман собирается утром серьезно поговорить с
гувернанткой. Он не хотел, чтобы девочек пугали разговорами о войне. В
наступившей тишине голосок Элизабет прозвучал особенно громко: