–Они что, более серьезная угроза моей добродетели?
Он неодобрительно посмотрел на меня и нахмурился.
–Это неподобающий разговор.
–Да, вы правы, неподобающий.– Я остановилась.– Я устала и хочу отдохнуть в своем шатре перед советом.
Министр Мансин поклонился.
–Ваше величество.
Я в одиночестве возвращалась в центральный шатер, погрузившись в размышления. Вокруг царила шумная суета, но она успокаивала бурлящие в голове мысли, которые я и улавливала-то с трудом, гнев мешал их ухватить.
Перед моим шатром стоял в карауле солдат. Судя по его лицу, он хотел сообщить что-то важное. Я устало вздохнула.
–В чем дело?
–Ваше величество, у вас гость.
–Гость? Кто?
–Я.
Когда я обернулась на звук знакомого голоса, у меня перехватило дыхание. В нескольких шагах от меня стоял генерал Рёдзи. Рёдзи, который тренировал нас. Рёдзи, который был самым преданным охранником моей матери. Рёдзи, в которого я вонзила клинок в ту ночь, когда защищала императора Кина во время переворота, устроенного моей матерью. И это после всего, что Рёдзи для меня сделал.
После пережитого он не стал выглядеть хуже, только постарел. Или, быть может, я просто никогда не видела его без мундира.
Вопреки тому, как мы расстались, вопреки всему, мне пришлось взять себя в руки, чтобы не броситься к нему, не прикоснуться, чтобы и убедиться – он мне не мерещится. Не расспрашивать у него про матушку и как он здесь оказался. Ответы причинили бы слишком много боли, а за нами наблюдало слишком много людей. Я быстро поняла, что в полевом лагере постоянно кто-то наблюдает, прямо как при дворе.
–Генерал Рёдзи,– сказала я, изо всех сил сдерживаясь.– Мы так давно не виделись.
–Да, ваше величество.– Он поклонился, и я невольно вспомнила, как долго он кланялся моей матери и называл ее «ваше величество».– Вас непросто было отыскать.
–Я не знала, что вы живы, не говоря уже о том, что ищете меня.– Я повернулась к караульному.– Пусть нам принесут еду и вино в шатер. Генерал,– добавила я, приглашая его войти,– прошу.
Он снова поклонился.
–Я польщен, ваше величество.
Внутри шатер почти ничем не напоминал о моем статусе и был простым, как жизнь в полевом лагере. В особенности как жизнь в полевом лагере, когда я пытаюсь доказать, что могу приносить пользу, а не просто сидеть на несуществующем троне.
Никакой роскоши, но стол там имелся, и я жестом пригласила Рёдзи сесть. Он поколебался, и его губы дернулись в кривоватой улыбке.
–Какие перемены.
–Это точно,– согласилась я.– Должна признаться, я предпочитаю такой расклад сил.
–Как и ваша матушка.
Похоже, он пожалел о сказанном, как только слова слетели с губ, и улыбка сменилась настороженностью.
В моей голове теснилась сотня вопросов, но я села, намереваясь во что бы то ни стало сохранять императорское достоинство. Рёдзи знал меня с детства, но я не дам ему поводов по-прежнему видеть во мне ребенка.
–Что ж,– сказала я,– полагаю, вы должны мне многое поведать, генерал, но сначала скажите – где она?
Он склонил голову.
–Не знаю.
Я не была готова горевать и должна была бы обрадоваться, что пока не придется, и все же неизвестность была еще хуже.
–Объясните подробнее.
Я надеялась, что выгляжу достаточно суровой, надеялась, что он забыл о клинке, которым я его проткнула. Мне хотелось ему доверять, но я давно уже перестала доверять людям только из-за желания довериться.
Генерал Рёдзи вздохнул и провел рукой по столу, словно разглаживая складки на дереве.
–Я пытался,– прошептал он.– Пытался, Мико, изо всех сил, но солдаты появились так быстро. Секунду назад город и замок были в безопасности, и вдруг они оказались внутри и началась резня. Заметив, что происходит что-то неладное, я бросился к воротам, но к тому времени, когда понял, насколько плохо обстоят дела, вернуться было уже невозможно…
Он уставился на свою ладонь, скользящую по столу.
–Нас переиграли. Я ничего не мог сделать. Мне следовало сражаться и умереть, но… Видимо, моя верность вашей матушке сильнее, чем чувство долга и честь.
Я не стала напоминать, что то, как он помогал ей устроить переворот, уже достаточно красноречиво.
–Я снял чилтейскую форму с павшего солдата и выбрался из города. Я хотел вернуться, чтобы спасти ее, но к утру они уже уехали.
–Они?
–Как я понял, иеромонах взял ее с собой на юг. Я последовал за ними, но потерял их в Сувее. В уцелевших на севере городах никто не в состоянии был вспомнить, кто там проезжал, а может, они свернули с дороги, не знаю.– Его рука застыла, и он поднял взгляд.– Я проверил все направления, по которым они могли проехать, и ничего не обнаружил. Я даже не знаю…– Он снова отвел взгляд.– В ту ночь, когда взяли Кой, у нее начался приступ болезни…
Я представила, как матушка лежит на подушках, а рядом на коленях лекарь Кендзи, и ручейки крови из крохотных проколов в ее руке. Она всегда была такой цветущей, что это лечение казалось мне попыткой вызвать жалость.
–Она и правда больна?
Генерал Рёдзи кивнул.
–У нее императорская болезнь.
Конечно, я слышала о ней, эту болезнь так часто упоминали в связи с нашей семьей, что можно было не спрашивать, о чем речь. Но никто, похоже, не знал, что это, хотя болезнь уже очень давно терзала семью Отако. Усталость. Слабость. Замедленное дыхание и сердцебиение. И никакие средства не помогали.
–И давно?
–Давно ли она больна? Несколько лет, и постепенно ей становилось хуже. От каждого приступа она слабела сильнее, чем от предыдущего, и они случались все чаще. Лекарь Кендзи считал, что при должном уходе ей остался год, может, два. А без лечения…
Слова повисли в воздухе, и невысказанная мысль полностью затопила мой мозг. Без лечения она уже могла умереть.
–Когда я перестал ее искать,– продолжил генерал, не желая задерживаться на страшной мысли, наверняка терзавшей его в той же степени, что и меня,– Мейлян захватили чилтейцы, и мои попытки найти вас оказались столь же безуспешными, как и поиски вашей матери. До сегодняшнего дня.
–Что ж,– сказала я, проглотив стоящий в горле ком,– как бы там ни было, приятно снова вас видеть, генерал.
–А с вашей стороны очень любезно называть меня так, хотя теперь я простой обыватель.
Ему придется заслужить мое доверие, но его помощь будет весьма кстати, а присутствие успокаивало. Я позволила себе улыбнуться.
–Это не любезность, а признание того факта, что вы по-прежнему занимаете ту же должность.