—И?
—И не стал,— со вздохом заканчивает он.— Разочаровался… или просто стало лень, сам не знаю. У меня дурной характер, Ева: не могу заниматься не приносящим удовлетворение делом…
Я какое-то время обдумываю его слова.
—Так, значит, работа в похоронном бюро доставляет вам удовлетворение? Слышала, вы четыре года там работаете.
Наверное, не стоило мне признаваться ему в моей чрезмерной осведомленности на его счет, но Патрик, к счастью, пропускает мое замечание мимо ушей — думает о своем.
—Не всегда наша жизнь складывается так, как мы о том мечтаем,— отвечает он мне… или себе самому, как знать.— Иногда приходится просто плыть по течению… вот я и плыву.— А через минуту с наигранной веселостью провозглашает: — Вот мы и приехали! До завтра, Ева.
Я благодарю его за извоз и выхожу из автомобиля — тот срывается с места, едва я утверждаю обе ноги на асфальте. Бежит то ли от меня, то ли от самой жизни… Я с грустью смотрю ему вслед: могла ли я даже предполагать, что Патрик окажется таким разбитым и несчастным. Я полагала увидеть его главой большой семьи из шести человек, в которой жена души в нем не чает, а дети дарят на именины кружку с надписью «лучшему отцу года»… А еще у него должен был быть офис в городе и целая куча благодарных клиентов! А вместо этого он водит похоронный катафалк и нянчится с парализованной матерью. Я не могу этого понять…
И весь вечер провожу наедине с тревожными мыслями, которые так и не дают мне спокойно выспаться.
Жизнерадостный, вечно улыбчивый Патрик Штайн не мог довольствоваться безрадостной работой в похоронном бюро — это не укладывалось в моей голове. Мертвецами, казалось мне, должны заниматься серые, всем недовольные субъекты с вечно кислым выражением лица… Патрик таким не был. Или, по крайней мере, он не был таким прежде…
И мне очень не хватало его прежнего.
Последующие несколько дней мне приходится претерпеть еще несколько эпохальных битв с фрау Штайн, которая — и я это даже уважала!— не была готова сложить оружие вот так сразу, в одночасье… К счастью, мне удалось закрепить свои позиции с помощью любовной литературы, к которой у моей пожилой подопечной оказалась настоящая тщательно скрываемая страсть.
К данному открытию меня привело мое собственное неуемное любопытство, которое я питаю — и скрывать это было бы глупо!— ко всему, что так или иначе касается Патрика Штайна: так вот, по понедельникам, средам и пятницам, с фрау Штайн занимался эрготерапевт, несколько сумрачного вида мужчина с окладистой бородкой, вызывающей стойкую ассоциацию с суровыми викингами и иже с ними. Возможно, он даже был скандинавом, хотя фамилию носил немецкую и крайне звучную — Мюллер.
Этот «викинг» два часа кряду истязал свою несчастную «жертву», разрабатывая ее правую руку и почти неподвижные ноги… Даже мне было бы страшно впасть в его немилосердные руки, но фрау Штайн сносила эти самоистязания в полном молчании, словно мученица в застенках инквизиции. Иногда мне хотелось за нее помолиться…
Итак, пока викинг-мучитель занимал своими пытками мою подопечную, я могла позволить себе небольшие экскурсии по дому и в первую очередь я заглянула в комнату Патрика… То, что это именно его комната, было понятно уже по разбросанной по полу грязной одежде и пустой бутылке из-под пива, закатившейся под кровать. Да, именно так: я заглянула и туда, сознаюсь… Просто мне казалось жизненно необходимым отыскать прежнего… другого Патрика, память о котором я хранила все эти годы, и, кто знает, не завалялся ли он под кроватью, подобно этой опустевшей бутылке пива.
К сожалению, в его комнате я не нашла ничего, кроме унылой серости…
А вот в комнате его матери… в бывшей комнате его матери, я обнаружила коробку с любовными романами в мягкой обложке. Коробка эта была втиснута в узкое пространство между креслом и старым бюро из орехового дерева, которым уже лет сто никто не пользовался… Просто бытовой раритет.
От подобной находки я едва не захихикала в голос…
Суровая фрау Штайн, оказывается, верила в любовь!
И когда я спустилась проводить герра Мюллера с внешностью могучего викинга, то прихватила парочку романов с собой — мне было любопытно увидеть реакцию старушки на обнаруженную мною находку.
—Как вы себя чувствуете после всех приложенных нашим милейшим инквизитором усилий?— бодро осведомляюсь я у фрау Штайн, как бы ненароком пристраивая обе книги на край ее прикроватного столика. Глаза пожилой женщины на секунду замирают на двух сплетенных в страстном порыве влюбленных на книжной обложке, а потом выстреливают в мою сторону…
—Что?— пожимаю я плечами.— Вот, нашла что почитать? Аннотации обещают много интересного. Впрочем, не думаю, что вам такие нравятся… Не так ли?
Та молчит, испепеляя меня взглядом — понимает, что я рыскала в ее комнате. Но мне все равно… почти.
—Ладно, раз уж я вам пока не нужна, то пойду-ка я почитаю… про любовь,— многозначительным голоском уведомляю я старую леди и прихватываю со столика обе книги в цветастых обложках.— Уверены, что не хотите послушать одну из этих «сладких» историй? Свежей газеты все равно нет.
Та не удостаивает меня ни единым хлопком по одеялу, и потому я присаживаюсь у окна и погружаюсь в хитросплетение любовной интриги, нет-нет да прерывая чтение комментариями, вроде «вот ведь хитрющая эта девица Хейворд» или «а у этого Дика есть все шансы стать моим любимчиком» и так далее в том же духе.
Фрау Штайн хватает лишь на первые пятнадцать минут, а потом она опрокидывает на пол стакан с водой…
—Что вы творите?— отзываюсь я на ее хулиганство.— Мне казалось, мы с вами договорились…
Она лупит по одеялу, и я продолжаю:
—… Договорились, что я стану читать вам…
Она снова лупит по одеялу.
—… газеты,— заканчиваю я свое предложение, догадавшись вдруг, что та хочет донести до меня.— Хотите, чтобы я почитала вам книгу?
Фрау Штайн нехотя опускает руку на одеяло — понимаю, нелегко сдавать свои позиции.
—Хорошо, я вовсе не против.— И я пересказываю ей зачин начатой книги, продолжая чтение с того места, на котором остановилась, и поначалу все идет очень даже неплохо… Но тут мы доходим до этой сцены: — „Придержи подол или совсем сними сарафан. Щеки налились жаром. Вся красная, Реджина тем не менее исполнила приказ…» Э,— не менее красная, чем озвученная в романе Реджина, я смущенно бросаю на старушку осторожный взгляд,— слушайте, давайте упустим, что ли, этот момент…
Но та дважды лупит по одеялу с такой яростной силой, что я даже подскакиваю на месте. Ясно, она жаждет продолжения…
—„Стоя перед диваном, она старательно избегала взгляда Себастьяна, пока тот рассматривал ее. Реджина начала возбуждаться»,— мой голос хрипит, и я снова замолкаю, косясь на старую развратницу. Как еще прикажете мне ее называть… Та взглядом понукает меня продолжить чтение, и я нехотя подчиняюсь: — „Внезапно он запустил руку ей между ног. Слегка коснувшись поросли на лобке, Себастьян большим пальцем принялся медленно растирать…» Ну, знаете, хватит!— восклицаю я, захлопывая книгу.— Это просто порнушка какая-то… Я не стану читать такое… вслух.