—Ох уж мне это всезнайство молодых!— бурчит Юджин Замен, и тьма отступает.
—Хуже только упрямство стариков,— вторит ему Рейнар Гарнье, без сил сидящий прямо на земле у наших ног.
Мир вернулся. Полина стоит, вцепившись в меня и переводит недоуменный взгляд со старика в потрепанном больничном халате, на неудавшегося любовника, смотрящего на нее снизу вверх с улыбкой счастливого пса, выполнившего команду хозяйки и ждущего угощения.
—Охренеть!— озвучивает Бастиан Керн общую на всех мысль.— Вы так любую корягу оживить можете?
Белая Роза зыркает на него грозно, но в препирательства не вдается, а падает на колени рядом с лукаво посмеивающимся бывшим пнем и принимается его целовать, нашептывая слова благодарности. Я разглядываю худого старика с пронзительными хитрыми глазами, одновременно узнавая отца и отрицая произошедшие с ним перемены. Там, где содранная кора обнажила ствол, на левой стороне лица от виска до подбородка змеится уродливый шрам, как от ожога. Похоже, кто-то снял кожу и не заботился о лечении раны. Сквозь прорехи халата вижу, что и руки, и грудь покрыты такими же шрамами. Садовники постарались на славу, по щепке забирая родовую силу. Старик поднимает руку, чтобы погладить по растрепанным волосам Белую Розу, и я сжимаю кулаки при виде обрубка мизинца. Проследив мой взгляд, отец усмехается и тычет пальцем в Макеба:
—А это она постаралась.
—Что произошло?— спрашивает Клематис, продолжающая сжимать мою ладонь. Прежде чем ответить, протягиваю руку искусствоведу, помогая подняться. Он благодарно кивает и вот уже мы трое стоим, буквально взявшись за руки, замыкая круг отпрысков Первородной Повилики. Полина охает, вонзается в нас острыми ногтями и погружает в прошлое, где три семени от трех таких разных мужчин были юны и любимы волшебной матерью.
* * *
Граф Кохани боготворил свою жену. Для нее он разбил вокруг замка парк, который, несмотря на все старания садовников никак не хотел становиться правильным и ухоженным. Дорожки постоянно зарастали, постриженные с вечера кусты за ночь меняли формы, светлые аллеи тонули в полумраке плакучих ветвей, выхолощенные благородные лужайки стремительно превращались в луговое разнотравье. Но дети и супруга обожали эти заросли, и граф отступил, позволив природе творить красоту по своим правилам.
Особенно любила Повилика скамью, в тени старой ивы. Когда-то именно здесь они с Матеушем признались друг другу в любви. Сейчас, качая на коленях младшего сына, женщина предавалась воспоминаниям молодости. Поодаль Виктория и Карел играли в шумные догонялки. Не поспевая за шустрой и более быстрой старшей сестрой, брат присел на корточки и коснулся земли кончиками пальцев. Трава, до этого доходившая девочке до щиколоток, принялась быстро расти, путаясь в подоле платья и затрудняя бег. Повилика легонько топнула и молодые побеги опали, а Карел одарил мать недовольным взглядом. Сестра его, тут же воспользовавшись замешательством, заставила колкую череду отцвести и прицепиться липучими семенами к бархатному наряду брата.
—Мама, она испортила мой костюм!
—Он первый начал!
С жалобами побежали они к Повилике, но та в ответ лишь грозно опалила их разноцветным огнем глаз и вновь переключила внимание на младшего.
—Тебе не подвластен, как им, подлунный мир. Но только ты сможешь защитить их от самих себя и от зла, что таиться всюду. В твоей сестре — моя жажда жизни, в твоем брате — моя любовь, а в тебе, Маттео,— надежда на спасение души. Береги их и тот свет, что растет в тебе, он — тепло домашнего очага и маяк средь могильной тьмы. Он отыщет сестер и братьев и вернет даже из мрака смерти. Ты — будешь их слуга, и ты же — их господин, покуда вьется единый и неделимый род Повиликовый.
* * *
—Все-таки один из нас?!— Полина уставилась на Рейнара так, словно он опять ее предал.
—Как я сразу не узнал, сходство ведь поразительное,— Гиностемма разглядывал молодого мужчину как фотограф, выбирающий лучший ракурс для модели.— Вы очень похожи на своего деда, месье Гарнье. Жесты, мимика, интонации, даже эта челка….
—Отец говорил. Сам я его почти не помню. Дед много путешествовал и к нам приезжал редко. Он умер, когда мне было десять.
—И в вашей жизни тут же появился богатый родственник, внезапно нашедшийся кузен со связями и безграничной тягой к семейным корням. Ничего подозрительного — обычное везение,— голос Карела сочился язвительной горечью. Мужчина будто не мог простить самому себе недальновидный просчет.
Девушка нетерпеливо потянула за рукав, привлекая внимание и требуя объяснений.
—Теперь все сходится. Как ты знаешь, одно время я преподавал в Академии вольных садовников. Там был юноша, восставший против системы, нарушивший с десяток правил и забравший у графа кое-что очень ценное. Это долгая история и явно не для нынешнего момента. Кратко — он сбежал вместе с еще одной воспитанницей, а Академия, практически, прекратила существование. Они замели следы, сменили имена, разменяли карту мира на десятки стран. Я потерял беглецов из виду в одном из шумных городков Раджастана. Тот бунтарь — ваш дед, Рейнар.
—Что он забрал у дяди, то есть у графа?
—Полагаю, остатки сердца и того, что называют семьей. Карел Кохани был его отцом и, стало быть, вашим прадедом.
—Жаль, я попкорн не захватил,— Бастиан Керн слушал, оперевшись о древко лопаты.— Вашим историям место на телешоу в рубрике «Семья года» или в садоводческих, вроде «Сад моей мечты».
—Молодой человек, не паясничайте, а займитесь тем, что у вас получается значительно лучше орудования лопатой — отнесите меня к вон той живописной группе почивших братьев,— оживший пень Юджин Замен попытался встать, но даже с поддержкой Белой Розы у него ничего не вышло.— Нда, корчевали вы меня варварски, удивительно, как вообще без ног не остался.
Полин Макеба сочувственно покачала головой и ласково погладила старика по шрамированной щеке.
—Давай, лапушка, помоги забраться на спину к твоему хахелю, не все тебе на нем ездить!
Бастиан хмыкнул, одарил воскресшего Пиня кривой саркастичной улыбкой и присел рядом с ним на корточки:
—Конь генералисимуса подан. Куда скакать прикажете?
—А он мне нравится, Роззи,— кряхтя и вцепляясь в широкие плечи хирурга, сообщил мужчина.— А поначалу казался лихим и придурковатым чудилой, съехавшим от твоих аппетитных буферов.
—Он точно твой отец?— младшая Повилика прошептала на ухо Карелу, чем вызвала на тонких губах мимолетную улыбку.
—Что, не тянет на респектабельного джентльмена викторианской эпохи? Клубы Сохо и во времена его молодости были весьма порочным местом, да и мать, даром, что из высшего света, знала толк в развлечениях. Они отлично вписались в эпоху джаза,— мужчина задумчиво смотрел, как старик вскарабкивается на спину кардиолога, но видел явно картины далекого прошлого. Замотав головой, прогоняя непрошенные образы, Гиностемма одобряющее подмигнул Полине: — не ведись на эту браваду, она — проверка на чванство и спесь. Отца всегда бесило высокомерие и лицемерность общества. Жаргонная грубость речи один из способов заставить собеседника показать истинное лицо. Твой крестный отлично справляется.