— Нет, просто мне нужно побыть здесь, в спальне моей жены, без посторонних.
— Может быть тайная жена может чем-то помочь? Если хотите. князь, я позову Джессику. Мы могли бы вас утешить в эту трудную минуту.
Она встает и подходит ко мне. Ее руки обвивают мою шею и я чувствую ее тепло, через ночную рубашку. Она пытается поцеловать меня, но я отстраняюсь и мягко убираю ее руки со своей шеи.
— Сейчас не время, София, — говорю я с нажимом.
Ее нижняя губа трясется и я вижу, как в уголках ее глаз начинают блестеть слезы.
— Простите, князь, я не хотела…
— Просто уходи. Сейчас время молиться и ждать, когда вернется Анна.
— А она вернется?..
— Да как ты смеешь сомневаться? — выхожу я, наконец, из себя. — Если она не вернется, нам всем конец! Тебе, мне, моему наследнику, которого ты должна зачать и всему моему дому конец, понимаешь ты или нет?
София вся съеживается, словно мои слова больно бьют ее. Она прижимает голову к плечам и зажмуривается. От этого зрелища мне становится противно. Нет, она не Анна. Она даже не ее бледная тень. Просто девка. София не выдержала бы и тысячной доли того страха, не показала бы и тысячной доли того мужества, что был у Анны с самого начала.
София на цыпочках выходит из комнаты, и я наконец остаюсь наедине с собой. Наедине с незримым присутствием моей истинной. Ее статуэтки на шкафу. Ткани, которые она тщательно подбирала. Светильники и мебель. Все здесь напоминает о ней. Словно она вышла на минуту и сейчас вернется, впорхнет в комнату, обнимет меня, шепнет что-то на ухо, отчего я улыбнусь.
Чертов император. И надо было ему затеять эти древние ритуалы. Дались ему эти религиозные глупости. Ну почему он не мог просто на словах передать мне тайну своего захоронения? Зачем нужно было подвергать Анну такому риску?
Стискиваю кулаки и рычу, выпуская всю злость наружу. Вижу свое отражение в зерккале и со злости бросаю в него стул.
Огромное зеркало разлетается на тысячи осколков, порождая оглушительнй грохот.
Но этот шум ничто в сравнении с яростным ревом злости и отчания, что сжирает мою душу в эту минуту. Тоска по истинной охватывает меня с такой силой и с такой неизбежностью, что мне становится трудно дышать.
Где же мне ее искать?
Чертов старик мог полететь куда угодно. Он может быть сейчас уже за тысячу миль отсюда.
Сейчас в империи запрет на полеты драконов. Неделю никому не позволяется оборачиваться и взлетать. Все хорошо знают, к чему приведет нарушение этого запрета. И все пристально следят друг за другом. Если бы я мог взлететь, если бы только мог сделать это в тайне от всех, я бы выследил его, я бы нашел это место, я бы спас Анну.
Бедная, она же там совсем одна. Ей холодно, она испытывает голод и жажду. Эти фанатики не дали ей ничего с собой, не позаботились о том, чтобы она могла вернуться. Будь они все прокляты! Почему она должна страдать из за чьих-то глупых устаревших обычаев? Почему я должен их исполнять.
Я сажусь на кровать и беру подушку Анны. Вдыхаю ее запах и в голове тут же отчетливо возникает ее образ. И как назло я вижу именно тот момент, когда сам, осознанно причинил ей боль. Ее лицо, когда она ворвалась в ту комнату и впервые увидела меня с тайными женами.
— Ты не оставила мне выбора, — шепчу я, — чувствуя нарастающую боль внутри.
Я не ценил Анну, не знал, какую боль испытаю, если вдруг ее не будет рядом.
— Почему ты не дала мне наследника? — шепчу я. — Почему этот бог, в которого вы все так верите, не наградил тебя?
— Бог всегда награждает своих чад, — вдруг слышу я голос доносящийся от двери.
— Кто разрешил тебе войти, Виктор? — спрашиваю я, не поднимая головы.
— Простите, князь, но я должен был оповестить вас.
Я слышу, как он заходит в комнату, это понятно по хрусту осколков зеркала под его ногами.
Почему-то, при его появлении, весь мой гнев утихает. Мне нечего с ним делить. Разве что бога, в которого он так верит. Бога, до которого мне нет никакого дела.
Я заглядываю в его глаза, лишенные ресниц. Его лицо привычно безобразно, испещрено шрамами от бесчисленных ожогов. Это обезображенное уродливое лицо странным образом успокаивает меня.
— О чем оповестить?
— Я ухожу, — спокойно говорит он.
— Куда?
— Я буду искать княгиню.
— Ты не можешь…
— Я не пришел просить разрешения, князь, — перебивает меня Виктор. — Мне на замену скоро явится другой служитель. Хороший человек, мой добрый знакомый и брат по монастырю. Он будет служить вам не хуже, чем я. Мой долг сейчас отправиться на поиски.
Я смотрю в его глаза и вижу в них отражение своей собственной тревоги за Анну.
Неужели… Неужели этому равнодушному и тихому человеку не все равно? Он ведь знает, что никогда не найдет ее. Он ведь знает, что она наверняка скоро умрет. Он ведь знает, что она не беременна драконом.
— Я все еще чувствую метку, а значит, она жива, — говорю я.
— Вы должны верить, князь. Должны верить и молиться, как никогда. Не теряйте надежды и она вернется в целости и невредимости.
— Я пойду с тобой, — говорю я. — Я наряжу отряд, который будет заниматься поисками.
— Нет, князь, вы знаете, что этого нельзя делать. — Тихо говорит Виктор. — Сейчас никого отправлять нельзя. Один я смогу уйти незамеченным. Но если вы снарядите отряд, об этом тут же узнают. Верить нельзя никому. Вы должны быть на виду, иначе люди заметят. И не только люди, но и драконы. Вам нужно сохранить свое влияние, во что бы то ни стало. Анна не должна, вернувшись, оказаться на пепелище вашего дома.
— Почему ты так спокоен?
— Потому что бог со мной.
— Я могу чем-то помочь тебе?
Несколько мгновений Виктор размышляет, а после кивает.
— Вы, как истинный, должны чувствовать направление, где сейчас Анна. Если вы скажете мне, я буду вам признателен.
— Восток, — говорю я.
— Спасибо.
Виктор убирает руку с моего плеча и молча, не прощаясь, выходит из комнаты.
Глава34
Я слушаю, как громкий собачий лай сменяется довольным чавканьем. Осознавая все, что происходит вокруг, я едва могу вспомнить, что было до этого. Помню полет, помню острую черную чешую и огонь. Все остальное смешивается с каким-то черным туманом, который подавляет память о прошедшем, как только я пытаюсь воскресить хотя бы одно воспоминание.
Хочу подняться, чувствуя острую необходимость двигаться, идти куда-то, потому что у меня есть важное дело, важная миссия, но не могу пошевельнуться, не могу вспомнить, в чем эта миссия.