Сняла кроссовок – ну да, все правильно: от пятки, всей в накипи огрубевшей кожи, отклеился пластырь, из раны сочилась кровь. Господи, помоги. От ворот до корпуса обычно две минуты быстрым шагом. А тем шагом, на который я была способна после всех бессонных ночей, лет двести, наверное. Когда я ложилась в последний раз? Кажется, позавчера. До чего же нелепа эта вихляющая тропинка к вожатской, не могу больше, не могу.
На кровать упала прямо в джинсах, потная и не смыв макияжа. Люся увидит полумесяцы туши под глазами и начнет верещать, что от этого бывает рак кожи. Какая разница? До дискотеки часа полтора. То есть девяносто минут – нет, пять тысяч четыреста секунд прекрасного, крепкого, исцеляющего ничто, в котором мне ничего не покажут. Ничто – оно как забытье, как теплый воск, как ласковый к коже кусок атласа. Ничто просто делает свою работу – затягивает в болото, баюкает, лечит издерганную оболочку.
–Ви, мы идем?
Я с трудом открыла глаза и увидела, что надо мной стоит Юля.
–Куда идем?
–В смысле? Мы же договорились. Ну, «секретики». Помнишь? Ты обещала.
Еще не отойдя от сна, я силилась вспомнить, что за «секретики», чего наобещала и когда это мы успели перейти на «ты». Это «ты»– новое, доселе не бывшее – резануло мне слух, и резануло приятно. Видимо, Юля сама так решила, не ожидая разрешения с моей стороны.
Вставать не хотелось, но я себя заставила. Умываясь, вспомнила наконец, как договорилась с Юлей научить ее своей любимой детской игре, в которой нужно сооружать в земле тайник с сокровищами и написанной на бумажке, гложащей тебя тайной или желанием. Перед выходом Юля поинтересовалась, не забыла ли я свои сокровища. Она не сомневалась, что в важном ритуале мы будем участвовать вдвоем, на равных. Я ответила утвердительно (соврала, конечно), прикидывая, что из содержимого сумки может подойти для торжественного захоронения (презервативы? но-шпа? наушники?). И мы пошли.
На пути к лесочку нам встретилась Марина со свитой. Марина была в топике розового цвета. Цвету этому в разных оттенках – от кислотного до малинового – она не изменяла ни дня. Такого же цвета лямки стрингов виднелись прямо над шортами. Судя по всему, тренд моих школьных лет таки вошел в классику моды.
–Куда это вы идете?– спросили они.
Мы с Юлей опешили, но я быстро нашлась и сказала, что идем мы по делам.
–Ну Виолет Валерьна-а-а-а, ну скажи-и-и-ите,– заныла Марина и подняла руку – убрать волосы со лба.
На внутренней стороне ее запястья я увидела татуировку carpe diem, наличия которой в первый день заезда я никак не могла вспомнить. Потому, видимо, рука была быстро убрана за спину.
–Зуб даю. Идем по делам.
–По каким?
Страшно захотелось с силой нажать на педаль бормашины.
–По секретным. Меньше знаешь, крепче спишь, Колесникова,– оборвала я, надеясь таким образом минимизировать ее авторитет среди припевал.
В этом ответе, с моей точки зрения, ужасным было все: уничижительное армейское обращение по фамилии, искусственное создание интриги, язвительное пренебрежение. Но к тому моменту систематически инициируемая Мариной и ее фрейлинами система лагерной травли меня доконала. Ничего-ничего, пущай помучается.
В лесу мы долго выбирали место погребения наших тайн. Оно не должно было находиться слишком далеко, чтобы легко искалось. И в то же время не должно быть слишком близко, чтобы его не разрыли собаки. Сошлись на елке, седьмой от строгого значка «Не мусорить!». И начали процесс консервации субстанции времени, ковыряя землю украденной из столовки алюминиевой ложкой.
Я украдкой наблюдала за Юлей: вее «секретиках» лежали большая золотистая пуговица, брелок в виде буквы А и конфета.
–Что это за брелок?
–Это мамин, ее Алла зовут.
–А пуговица откуда?
–Тоже мамина, с пиджака.
–А чего конфету-то не съела? Тебе не жалко? А то смотри, я могу…
Юля замялась и покраснела.
–Не хочешь – не говори.
–Не буду. Лучше ты скажи, что у тебя там.
Мне, честно говоря, похвастаться было нечем. Закапывать пришлось случайно прихваченный Вадичкин Zippo, увидев который я осознала, что с нашей дурацкой встречи он ни разу мне не писал. Еще в последний путь отправился гулявший вместе с бумажным мусором по сумке вкладыш из подаренной мне Антоном жвачки Love is.
Любовь – это за минуту до его прихода освежиться духами.
Хоронить бумажку было страшно жаль. Не потому, что она мне нравилась,– напротив, ее мизогинная сущность как раз таки этого и заслуживала. Каждый раз, натыкаясь на нее глазами, я думала, что освежиться надо бы мозгам авторов этого текста. Но я не выбрасывала, берегла. Не от лени и не от забывчивости. Просто это было единственное вещественное доказательство нашей связи, вот и все.
Я показала. Юля спросила, показывая на зажигалку:
–Это у тебя откуда?
–Парень забыл забрать.
–А это?
–М-м-м… Тоже от парня,– недолго думая, ответила я.
И не врала ведь. Во всяком случае, в сказанное я искренне верила.
–Так, у нас до ужина мало времени. Давай секреты писать,– во избежание ненужных расспросов сказала я и протянула Юле ручку и листок.
–А чего такой маленький?
–Желание должно быть компактным и лаконичным,– ответила я (на самом деле просто было жалко раздирать молескин).
–И че, это реальный варик?
–В смысле?
–Ну, работает это?
–Работает, работает,– уверила я Юлю.
Я быстро написала свое, состоявшее из пяти букв,– единственное, что имело для меня значение в тот момент. Юля в задумчивости погрызла ручку и начала писать, скрючившись над листком, будто обороняясь от мира и закрывая написанное ладошкой, как на контрольной. Траектория ее вилявшей руки вывела знакомый силуэт первой буквы – В. Я сразу отвернулась – уважала ее право на секрет. Наблюдая за ней, я и не сомневалась в том, что она действительно верила в волшебный механизм. В этом и есть удивительная фишка детского мира, построенного на магических ритуалах и калейдоскопе закономерностей. Наступишь на трещинку – мама никогда не выздоровеет. Сможешь простоять на одной ноге 18 секунд – ребята перестанут задирать. Перепрыгнешь через четыре ступеньки сразу – училка не спросит. Это все она, тонкая связь с незримым миром, обусловленная страхом смерти, который, как ни странно, дети чувствуют острее взрослых.
По дороге мы встретили машину МЧС, аббревиатуру которой начали раскручивать и так и эдак. Мечты Чебурашки Сбываются, Мои Чокнутые Соседи, Мужик, Чего Сказал?
Потом Юля спросила:
–Ви, а что ты написала в бумажке?
–Эй, так нечестно. Это же «секретики».– Я сочиняла правила на ходу, потому что врать не хотелось, а сказать правду я не могла.