Белый Север. 1918 - читать онлайн книгу. Автор: Яна Каляева cтр.№ 18

—Наш трамвай, он самый северный в мире, Максимко,— с гордостью рассказывал Миха.— Дело с ним тянулось четырнадцать лет и обсуждалось пятью думами. Строили его в итоге в Великую войну, и вот, летом шестнадцатого открыли. Ни на что у города денег не было, а на трамвай нашлись, потому что смерть как надо стало людей на работу возить — через порт-то наш военные грузы шли. Так что в феврале семнадцатого, перед самой революцией, на Соломбалу рельсы протянули. Зимой они по льду идут, а летом мост наводят через Кузнечиху… да вот и он.

Добравшись до реки, трамвайчик пополз через неё по хлипкому деревянному мосту. Следующая остановка оказалась конечной, так что дальше двинулись уже пешком мимо монастырских стен.

—Добро пожаловать на Соломбалу!— улыбнулся Миха.— Здесь была построена первая в России, того-этого, государственная верфь! Еще при Петре.

—Ну надо же,— Максим оглядел убогие строения.— А так и не скажешь. Дыра дырой.

—Это заместо башки у тебя дыра,— обиделся Миха и махнул в сторону пустыря с остатками горелых бревен.— Вот тут, между прочим, был построен Народный дом. С библиотеками, театром и чайными, все для рабочего человека!

—Выглядит не очень…

—Ну да… сгорел он в двенадцатом году. За день до открытия… А вот это, видишь, фонари электрические! В шестнадцатом поставили, и целую осень они даже работали, до самой зимы!

Вот так выглядел Народный дом на Соломбале в процессе строительства

Через пару кварталов обнаружилась церковь вполне себе европейского вида, а сбоку от неё — здание с британскими флагами. Консульство? Логично, что рядом со своей церковью, но на каком же отшибе!..

Удивление продлилось недолго — еще через три-четыре квартала, уже у самого края города, на здании висели красно-бело-синие триколоры.

—Франция?— спросил Максим.

—Какое там! Нидерланды. Уж до чего прижимисты, в самом медвежьем углу устроились, только что не на выселках.

Здесь приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не ступить в коровью лепешку. Вода в сточных канавах воняла отвратительно. От вездесущей грязи кое-как спасали деревянные тротуары — где-то новые, где-то уже практически сгнившие.

—Что думают люди о новом правительстве, Миха?

—Да не в восторге, прямо скажем… Хлеба нет, денег нет. Местных никого, считай, в ВУСО это и не взяли. Сидят себе пришлые день и ночь в старых конторах, носа к народу не кажут… Выжидают пока люди. Мол, хуже, чем при большевиках, всяко уже не будет…

—Погоди, проект выборного местного самоуправления как раз разрабатывается!

—Ну да, просить погодить — это ваши хорошо умеют.

Маймакса была лесопильным районом за одноименной рекой. Аккуратные домики заводоуправления белели на фоне деревянных двухэтажных цехов и бараков. Повсюду навалены груды бревен — одна даже перегородила улицу, пришлось перебираться через нее, рискуя переломать ноги.

К началу Максим с Михой опоздали, выкрики митингующих разносились на несколько кварталов. Собрание проходило на площади возле пристани, заваленной, как несложно догадаться, все теми же бревнами. Рабочие сидели и стояли прямо на них. Максим уже наловчился различать сословия по внешнему облику. Преобладали бородатые крестьяне, работавшие на лесопилках вахтовым методом — здесь это называлось отхожим промыслом. Были и городские рабочие, эти узнавались по выбритым подбородкам и белым рубашкам под пиджаками, кое-кто даже щеголял галстуком. У некоторых на лицах и руках виднелись страшные ожоги. К этому Максим тоже попривык, здесь это не было редкостью — в начале войны, когда союзники только разместили в Архангельске склады боеприпасов, на них случались крупные пожары, уносившие сотни жизней. Да и до войны в деревянном городе то и дело что-нибудь полыхало.

В качестве трибуны использовали полусгнивший остов брошенного на берегу корабля. Сейчас оттуда вещал худой черноволосый рабочий из городских — судя по выговору, местный, однако речь его была близка к литературной норме, то есть он явно получил какое-то образование.

—Свои права и улучшения мы завоевали в тяжкой борьбе!— чернявый сопровождал слова энергичными жестами, по-ленински сжимая в кулаке картуз.— Теперь ни за какие коврижки не сдадим их обратно! Мы обязаны оставаться на своих классовых позициях в борьбе с капиталом!

Оратор воздел руку к низкому серому небу — и толпа яростно завопила, поддерживая его. Максим в изумлении смотрел на перекошенные лица и сжатые кулаки. Почему они так реагируют? Чернявый же говорит пустые казенные слова!

Советского союза Максим в сознательном возрасте не застал, но знал, что все эти разговоры о классовой борьбе и капитале — скука смертная. Даже те, кто в двадцать первом веке ностальгировал по советским временам, признавали, что идеология была делом глупым и бессмысленным. Но для этих людей все было по-другому. Никто не сгонял их на митинг, они сами пришли на эту продуваемую холодным ветром с реки площадь — после тяжелого рабочего дня и вопреки запрету британских властей, между прочим. Похоже, то, о чем говорил чернявый, было для них не трескучими лозунгами, а содержимым их тарелок, возможностью трудиться не по щиколотку в жидкой грязи, образованием для детей.

Голос оратора не тонул в шуме толпы, а как бы даже усиливался им:

—Со всякой властью, которая будет посягать на нашу свободу и права, мы будем бороться всеми возможными средствами! Посмотрим, как проявит себя эта новая власть! Чего она нам даст, что попытается отобрать! И того, что наше по праву, ей не отдадим! Никому не отдадим!

Рабочие поддержали его:

—Хлеба!

—Земли!

—Зарплату в срок!

—Свободы!

Кто-то коренастый, в кепке-восьмиклинке, размахивал руками с трибуны, призывая собравшихся чутка успокоиться. Миха! Максим и не заметил, как он поднялся на борт.

—Товарищ Левачёв, едрить тебя налево!— заорал Миха на оратора.— Никифор Васильевич! Ты чего творишь, а?! Тебя трудящиеся из тюрьмы еле вытащили, всем миром просили, ручались, что не с большевиками ты — и чего ты несёшь? По нарам соскучился? Загремишь же за классовую агитацию! И на второй раз так спроста не отпустят!

Фамилия показалась Максиму смутно знакомой — вроде бы и правда поступала петиция за освобождение такого человека… коллективная, от профсоюза. Но и обвинения были серьёзные — участие в национализации лесозаводов при большевиках… Неужели и правда отпустили на поруки?

—А я, товарищ Бечин, не сам за себя говорю,— Левачёв был явно недоволен, что его прервали.— Я от лица Маймаксанского Совета говорю! Общее мнение выражаю! Верно, товарищи?

Толпа одобрительно загудела; оратор явно был своим для всех этих людей, ему верили, за ним готовы были идти.

—Нам тута иностранцев не надо! Мы свои проблемы сами решим! А новое правительство на чужих штыках сидит! Вот и ответь трудящимся, товарищ Бечин, какая им надобность за такое правительство выступать?