Савка, увидав это совсем разнылся, упал на колени, стал уже всех подряд казаков молить, кланяясь в пол окровавленной мордой. Те только потешались его страхом, пинали в лицо и в бока.
Одноглазый выгнал лишних набившихся, гомону и пьяного смеха стало меньше, а затем и вовсе все разом стихло: в избу вошел широкий человек лет сорока в богатой бархатной ферязи клюквенного цвета, распахнув которую он упер крепкие руки в бока. На квадратном лице в короткой смоляной бороде — полуулыбка, глаза — живые, умные, жестокие, чуть раскосые — под выдвинутыми дугами бровей.
Величественно расхаживая в золоченых сафьяновых сапожках в абсолютной тишине — так что малейший скрип половиц слышался во всех углах, важный человек внимательно осмотрел раскольников, каждого из которых заставили встать.
Заинтересовал его немой, который выделялся и ростом, и своим спокойным видом.
—Ну что, «купцы», сами виноваты чи нет?— сказал важный человек весело как бы в лицо немому и обращаясь при этом ко всем.— Уж кольми Бог ума дал ноги унести, да не дал тихо сидеть на своих болотах кого винить будете коли не дурную голову? Уповайте на ересь теперь свою. Света белого отныне вам не видать. Из этой избы лишь один вышел, да и тот язык в ней оставил. Честно расскажете, где скиты позапрятали и покаетесь в подлой вере своей — умрете несложно. Не отречетесь — дело ваше. Казаки в таких испытаниях большие умельцы. Готовь дыбу, Степанов, разжигай печь. Сегодня будешь заплечником.
Человек развернулся, но замер на мгновение вполоборота, сказал с прищуром:
—А немой-то у них больно покоен. Видать баламошка ходит за блаженного. Что ж, с дурачка спросу мало, ему отсеките башку за избой да скормите свиньям. Остальных на крючья.
Тут ко всеобщему изумлению немой неожиданно заговорил. Причем заговорил складно, уверенно и довольно странно — не как блаженный, конечно, но все же чудно:
—Вассиан говорил, что приказчик Причулымского острога человек умный и дальновидный. Большая честь вести дела с таким человеком, не оскорбляя достоинства его несерьезными предложениями. Потому и спокоен я, Мартемьян Захарович, что склонен верить отцу моему.
Особенно ошеломлены были раскольники — Антон и Данила пооткрывали окровавленные рты, а Савка запричитал: «чудо, святый боже, немой заговорил, чудо, святый боже…» и ударил лбом в дощатый пол, оставив на нем кровавое пятно.
Тут же прогремел оглушительный гром и дождь забарабанил по крыше.
Искреннее изумление раскольников ясно указывало, что это не какая-то заготовка, поэтому остальные тоже пришли в удивление.
Важный человек развернулся к немому, с жадным интересом впился в него умными глазами.
—Еже ты сказал, пресноплюй?
«Немой» спокойно поглядел на своих битых товарищей и продолжил:
—Всю дорогу до Ачинского острога держат разбойники. Их там так много, что один обоз грабят сразу три-четыре шайки и потом дерутся промеж собой за добычу. Давно ли твои люди, Мартемьян Захарович, доставляли ясак в разрядную столицу и давно ли ты сам получал казенный овес и хлеб? А с юга киргизы вот-вот набегут снова, сожгут и разорят ваши посады. Ты еще может устоишь, но как долго удержишь без хлеба ты своих людей?
—Во-ся чудо большо!— протянул черноусый казак, но человек, которого немой называл Мартемьяном Захаровичем, резко поднял крепкую руку.
—Складно «немой» ваш блазнит.— Произнес он негромко в абсолютной тишине.— Ин токмо не уразумею есть ли умысел в словах твоих али надеешься лихой ересью оттянуть свой конец?
—А ты сам посуди, Мартемьян Захарович, гонимые добрались до края мира, взрастили хлеб на мертвой земле. Без казенного жалования, в угнетении, но не голодают в своих болотах, на их ногах погляди — сапоги, а не лапти, на телах рубахи, а не лохмотья. И ты вдруг отказываешь им в уме, считая готовыми разменять свои жизни на пять пудов муки?
Мартемьян Захарович прищурился, улыбка его стала шире, лукавее, он покосился на битых раскольников, затем снова посмотрел на немого.
—Чаю размен дороже?
—Истинно прав был Вассиан!
—Ну-тка, Медведь, выведи-ка его во двор.
Рослый казак толкнул «немого» в плечо.
На улице косил дождь, размывал грязь под плахой, сырил неприступные стены. Мартемьян Захарович стоял, широко расставив ноги против удерживаемого двумя казаками «немого».
—Сказывай елма, соловей, обаче учти — обман я вскрою и егда позавидуешь братьям своим. Пред дыбой самолично отсеку тебе язык. Сказывай!
—Наше поселение в трех днях пути отсюда,— сказал «немой», поглядев в небо на восток,— но пытать об этом нас бесполезно. Если через три дня мы не явимся в скит, Вассиан поднимет общину и все как есть, включая малых детей, пустятся в глушь пуще прежней. А излишки хлеба, все двести пудов — сожгут.
—Двести пудов?!
—Глупо, да? Но это не все. Здесь в окрестностях расселились еще пять общин. И с каждой Вассиан имеет связь. Две из них уже под сотню дворов. Ты знаешь, кто такие староверы — народ скромный, непьющий и трудолюбивый. Одна беда — упрямый. Сожгут себя скорее, чем покорятся. Есть поводы, но сейчас не об этом. Им нужны казенные товары — топоры, косы, железные прутья, не откажутся и от списанных пищалей. По выгодной цене.
—И у коегождо общины по двести пудов хлеба?
—И не только хлеба. У общин есть разный товар, которым они готовы торговать, но не могут, потому что вера сделала их преступниками. Став их посредником, ты не только накормишь своих людей и прекратишь пополнять за их счет разбойные шайки, ты сможешь покупать своих собственных боевых холопов, получишь независимость от воеводы, станешь крупнейшим купцом на юге Томского разряда и полным здесь хозяином.
Мартемьян Захарович смотрел застывшими глазами на немого, но не видел его — думал. Вдруг глаза его зажглись, заиграла улыбка.
—Во еже выгода яко его… твоего Вассиана?
—Вся доставка пойдет через него. Раскольники — народ осторожный. Сами к тебе они не пойдут, но охотно пойдут к Вассиану.
—И яко все буде? Каков зачин?
—Первую партию в пятьдесят пудов хлеба и столько же овса я могу привезти через неделю. А на то, что мы привезли сегодня, выдай нам пару топоров и кос, немного тканей и соли — так ты дашь понять Вассиану, что тебе можно доверять. Также дай свежую лошадь, хорошую телегу в аренду, и накорми моих людей — путь в раскольничьи скиты нелегок.
—Твоих людей?
—Истинно так.
Восприняв фразы «немого» как дерзость, казак схватил его за шею, но Мартемьян снова взмахнул рукой и медленно пошел на «немого», испытующе с интересом его оглядывая.
—Как тебя звать, раскольщик?— спросил он, подойдя к нему вплотную.
—Филипп Завадский.
Назвавшись, бывший немой протянул руку, устремив взор в глаза приказчику. Мартемьян Захарович опустил на нее взгляд, и несмотря на незнакомый жест понял, что нужно делать — улыбнулся и крепко пожал протянутую руку.