—Меня часто избивали,— выпалил я, вспомнив материнский совет.
—Что?— Джейн выглядела растерянной.— Судя по виду, ты сам кого хочешь побьешь.
—Спасибо,— ухмыльнулся я.
—Нет… я вовсе не это имела в виду…
—Я понял, что ты имела в виду,— сказал я, наливая себе стакан воды и присаживаясь напротив нее.
—Почему тебя били?
—Потому что я был худеньким бледным ребенком с двумя мамами, очками с толстыми стеклами и любил читать. «Ака», то, что вы, американцы, называете «ботаником».
Ох уж эти старые добрые времена! Нарочито горький сарказм.
—А так и не скажешь.— Она махнула рукой в мою сторону, и я понял, что снова стою перед ней полуголый.
Я так часто ходил здесь раздетым, что привык. И теперь ничего не мог с этим поделать.
—Половое созревание, контактные линзы и несколько татуировок творят чудеса.— Я пожал плечами и наклонился вперед.— Но до этого восемнадцать лет меня затаскивали в кладовки или сортиры и заставляли учителей отпускать оскорбительные замечания. Каждый раз я говорил себе, что буду сопротивляться. Что не позволю запугать себя. И все равно раз за разом оказывался с подбитым глазом или сломанным носом. Даже если бы я сменил школу, ничего бы не изменилось. Мои мамы спорили по этому поводу. Бренда, она поэтесса, и хотя выглядит жесткой, по характеру очень мягкая. Она хотела перевести меня на домашнее обучение, но мама Пиппа отказывалась. Она твердила, что это сделает меня неуклюжим и неспособным постоять за себя. Они итак переживали из-за того, что мой младший брат Чарли заболел лейкемией. Я не мог справиться со всем этим, поэтому покинул дом. Поступил в Лондонский университет. Пробыл там всего один семестр, а потом умер брат. Вместо того чтобы вернуться домой, я сбежал во Францию.
—Соболезную твоей утрате,— проговорила она, допив воду.
Я помолчал, глядя на опустевшую посуду.
—Ты не против, если мы возьмем что-нибудь покрепче?
—Да, пожалуйста!— Джейн улыбнулась и протянула мне свой стакан.
Я ухмыльнулся, взял оба стакана и положил их в раковину, прежде чем достать нормальные бокалы.
—Скажешь, когда будет достаточно,— предложил я, откупоривая бутылку красного вина.
Наполняя ее бокал, я все ждал и ждал, а девушка молчала, пока жидкость не оказалось у самого края.
—Идеально,— усмехнулась она и наклонилась пригубить напиток, чтобы он не расплескался.
—Ты уверена? Оно очень крепкое.
Джейн просто отмахнулась и присосалась так, словно умирала от желания напиться. Когда она, наконец, глубоко вздохнула и облизнула запачканные вином губы, ее бокал был также пуст, как и мой.
—Хорошо,— рассмеялся я. Какая же она хорошенькая.
—Не осуждай.
—Я? Никогда!— Я покачал головой и наклонился, чтобы вытереть уголок ее рта.— Но что я говорил о том, чтобы смаковать то, что берешь в рот?
Вот дерьмо! Получилось гораздо сексуальнее, чем мне хотелось бы.
Ее лицо покраснело, отчего у меня кровь прилила к тем местам, где ее не должно было быть… по крайней мере, не сейчас.
—Ты сбежал во Францию?
Джейн сменила тему, и я продолжил с того места, на котором остановился.
—Да, отправился во Францию, не зная ни слова по-французски. Я понятия не имел, что буду делать дальше. В конце концов, устроился работать на рыбный рынок. Изо дня в день чистил и потрошил рыбу. Один шеф-повар, Дьедонне, человек далеко за шестьдесят, приходил каждый день и лично выбирал все морепродукты. Однажды он не появился, и я под дождем покатил на велосипеде в его ресторан. Впервые я оказался на профессиональной кухне, и она поразила меня до глубины души.— Я не смог удержаться и по лицу расплылась широкая улыбка.— У меня нет слов, чтобы описать этот хаос, волнение и скорость, с которой все работали. Впервые в своей жизни я подумал… это то, чего я хочу.
—И таким образом ты попал к нему на кухню?— невинно осведомилась она.
Я фыркнул, желая, чтобы все оказалось так просто.
—Разве что в мечтах. Шеф-повар Дьедонне был самым лучшим. На его кухне хотели оказаться все. Кто я такой, чтобы предлагать свои услуги? Во-первых, мне следовало поступить в кулинарную школу, и если ты думаешь, что в средних школах хулиганы, то, ухх, кулинары просто беспощадны. Стоило только прикоснуться к ножам другого студента, как тут же начиналась драка. Люди портили чужие блюда, спали с наставниками,— мужчинами или женщинами, не имело значения. И все это только для того, чтобы выжить. Сначала я ничего не понимал. А потом вспомнил, что нахожусь в гребаной Франции. Эта страна славится своей кухней. Там нельзя стать просто шеф-поваром. Ты должен быть дерзким, безжалостным и самоуверенным. Другими словами, чтобы сделать это, нужно по-настоящему верить, что ты Бог на кухне.
—Дерзкий, безжалостный и самоуверенный. Ладно, дерзкий и самоуверенный я согласна, но безжалостный?
Она хихикнула и отпила еще немного.
—Ты никогда не заглядывала ко мне на кухню. Максвелл по сравнению со мной миленький щеночек.— Я подмигнул ей и сделал глоток вина.
—Значит, ты сделал это,— проговорила Джейн с такой гордостью за меня, что моя самооценка взлетела до небес.
—Да, я сделал это. Я хотел стать шеф-поваром. Мечтал оказаться на кухне у Дьедонне. Когда страстно желаешь чего-то, просто поражаешься, насколько жестким можешь быть. Вспоминая все побои, которые получал, я понял, что никогда особенно не сопротивлялся, потому что мне было все равно. Школа не была моей страстью. Мне нравилось читать художественную литературу, но на этом все. Люди там ничего для меня не значили. Я заглянул домой, обнял мам, а потом поступил в кулинарную школу. Два с половиной года спустя я окончил ее и получил предложения присоединиться к кухням по всей стране.
—И ты отправился к Дьедонне?
—Хотел. Однако на второй год моего обучения он умер. Но завещал мне свои ножи. Это огромная честь для меня. Я не понимал почему, но его су-шеф сообщил, что Дьедонне видел меня, когда я только начинал и сказал ему, что в один прекрасный день я стану шеф-поваром. После этого я уже никогда не оглядывался назад.
—Счастливчик,— произнесла она, убирая волосы за уши.— Жаль, что я не нашла такую страсть.
—Уверен, ты хороша в чем-то и просто не осознаешь этого,— заверил я, придвигаясь ближе.
Некоторое время мы молчали, и я наблюдал, как ее карие глаза изучают татуировки на моей груди. Взяв руку Джейн, я положил ее себе на ребра, где находилась еще одна татуировка.
—Это,— я позволил ее пальцам пройтись по китайским буквам,— означает «будь тем, кто ты есть на самом деле», или, по крайней мере, я на это надеюсь. Я был пьян, когда делал ее.
Она мелодично рассмеялась. Подняв ее руку себе на грудь, я глубоко вдохнул.