—Ты уж определись, молчать мне или говорить. Или мой голос внезапно перестал тебя раздражать?
—Нет, не перестал, а теперь ощущение усилилось. Говори номер комнаты, или мы отправляемся в кругосветное путешествие к администратору,— начал раздражаться он.— Я ведь всё равно узнаю.
Ещё чего не хватало — путешествовать тут с ним!
—Шестнадцатый!
Мы легко поднимались по лестнице (вернее, легко поднимался мой «носитель на руках»). На своей щеке я ощущала его дыхание, и мне это, к своему стыду, было приятно. Проклятье, и о чем я только думаю! И ещё… мне показалось — нет, готова поклясться!— что он… не знаю, обнюхал меня, что ли? Потому что этот ненормальный, как бы невзначай слегка наклонил голову к моей шее, втянул воздух и на пару секунд задержал дыхание. Честно! Я скосила в его сторону глаза и постаралась отстраниться, но, понятное дело, деваться было некуда. Зачем ему это?
—Что ты делаешь?
—Несу тебя в комнату, а что?— невинно заулыбался он.
—Я имею в виду… э…— вот сейчас спрошу прямо, а он меня высмеет, как пить дать.— Ничего!
Может, правда показалось?
—Ты имеешь в виду ничего? Как глубокомысленно!— усмехнулся он, но, к счастью, не стал настаивать на продолжении этой высокоинтеллектуальной беседы.
Пока я скрипела зубами от злости, оборотень тем временем остановился на площадке нашего этажа и с решительностью прекрасно ориентировавшегося здесь человека зашагал в нужном направлении. Так с относительным комфортом я добралась до нашего номера.
—Всё, дальше я сама. Выражаю тебе мою безграничную благодарность и так далее,— в эту фразу я вложила весь данный мне богом сарказм. Он поставил меня на не пострадавшую ногу, развернулся и, усмехнувшись, зашагал к выходу.
Слава богу, ушел. Я облегченно выдохнула, выудила из сумочки ключ и, открыв дверь, проскакала в номер. Что там делают для оказания первой помощи при… надеюсь, не переломе. Лёд! Точно, по-моему, прикладывают лёд. В минихолодильнике я льда не обнаружила, оказалось, там вообще нет морозилки. За снегом, может, спуститься или сосульку где-нибудь отломать? Ага, как тушканчик сейчас поскачу на улицу, вот смеху-то будет! И тут от поиска льда и дебильных планов по его добыче меня отвлек телефонный звонок. Это была Жанка, она беспокоилась бурно, многословно и продолжительно, поскольку не обнаружила меня за столиком.
—Май, куда ты пропала? С тобой все в порядке?— наконец задала она вопрос по существу.
—Да, всё нормально. Я поднялась в номер — голова разболелась. Не обижайся,— о переломах потом. А то придется докладывать обо всех обстоятельствах произошедшего в подробностях и, что ещё хуже, объяснять наше взаимное «обожание» с этим чокнутым. К этому я совсем не готова.
—Ну, ладно. А то я уже бог весть чего напридумывала! Возвращаемся за столик — ни тебя, ни Яна. Мы с Филиппом очень удивились.
—Жан, не обращай на меня внимания. Веселись, только без фанатизма,— в конце концов, этот Филипп не посмеет ей причинить физический вред — оборотни очень трепетно относятся к человеческой жизни. Это единственное, что я достоверно знала о них. Интересно, на ведьмины жизни такое отношение распространяется?
—Да я сейчас тоже поднимусь. Куда я без тебя?
—Вот и хорошо.
Вдруг раздался стук в дверь, я разъединилась с подругой и, морщась, попрыгала открывать: при движении лодыжка наливалась тяжестью и неприятно пульсировала. Кого там ещё принесло?
Вместе с дверью синхронно открылся и мой рот. На пороге стоял Ян с медицинским пакетом льда и упаковкой эластичного бинта. Где он их только взял, это ночью-то практически? И как я не почувствовала его приближения?
—Я осмотрю твою ногу,— безапелляционно заявил он.
Я принудительно захлопнула рот, так бы и продолжавший удивляться дальше, и поглядела на оборотня как на буйно помешанного. С чего вдруг такая забота?
А, хочет проверить, не симулянтка ли я! А сможет ли?
—Ты что, врач?
—Нет, но в травмах кое-что понимаю,— нисколько не смутился он.
Я не стала спорить, чёрт с ним, пусть осматривает. Он удостоверится в том, что я не прикидываюсь, а я получу медицинскую (или нет?) помощь. Вдруг у меня что-то серьёзное? Вот и пусть скажет, раз уж в этом разбирается. Я шире распахнула дверь и протянула руку в приглашающем жесте. Ян вошел в комнату, а я попрыгала за ним следом.
—Ну и что мне делать?— упёрла я руки в бока, стоя перед ним как цапля на одной ноге.
Он, развернув меня за плечи, усадил на кровать, опустился передо мной на колени, приподнял мою травмированную ногу и поставил её на своё бедро. Немного закатал брючину и принялся ловко ощупывать лодыжку, которая выглядела теперь явно припухшей — я напряглась всем телом — хоть его касания были сугубо по назначению, мне было страшно неловко от ситуации в целом. А когда он надавил на самое больное место, едва сдержавшись, чтобы не взвыть в голос от боли, я вцепилась руками в его плечи. Оборотень чуть заметно вздрогнул и как-то странно посмотрел на меня.
—Очень больно?— спросил он уже безо всякой злобы или усмешки.
А у него красивые серо-зелёные глаза. И пальцы такие теплые и сильные, но нежные… Эй-эй! Что-то не о том я думаю. И, вообще, он меня бесит! Я переместила взгляд на свои руки и, от мысли о том, что он всё ещё держит меня за лодыжку, мои щёки заполыхали. Я моментально почувствовала себя сеньоритой Помидор.
—Терпимо,— пробормотала я и, резко одёрнув руки, отстранилась от него.
—Вывиха нет, связки тоже целы, небольшое растяжение. Нужно сделать тугую повязку и приложить лёд,— официальным тоном сообщил он и отпустил, наконец, мою ногу.
—Я сама,— быстро сказала я.
Пожав плечами, он протянул мне эластичный бинт. Пыхтя и чертыхаясь, я долго пыталась намотать его на ногу как положено, а Ян с интересом наблюдал за моими манипуляциями. Под этим надзором ничего толком не выходило: то слишком туго затяну, то слабо. То бинт перекрутится, то врождённая кудрявость рук, куда без неё? Чего он пялится? После продолжительной борьбы с упрямой тряпочкой я совсем распсиховалась и готова была уже зашвырнуть её куда подальше. Оборотень хмыкнул, а я злая, как десять чертей, подарила ему убийственный взгляд. Но он, вовсе не обратив на это внимания, молча перехватил из моих рук бинт и снова взялся за ногу. Уверенными движениями наложил повязку и вручил мне упаковку со льдом.
—Ну, теперь всё. Больше не надевай туфли, в которых ходить не умеешь.
—Я умею,— начала снова свирепеть я,— а свои неуместные наблюдения…
—А сейчас уместнее было бы твое «спасибо».
Дышите глубже, вы взволнованы.
—Спасибо. Шоу подошло к концу. Тебе сейчас уместнее удалиться,— холодно улыбнулась я.
—Всегда пожалуйста. Но не думай, что, если я помог, моё отношение к тебе изменилось.