Путь дзэн. Истоки, принципы, практика - читать онлайн книгу. Автор: Алан Уотс cтр.№ 45

Об этом «одном мече» Линьцзи говорил:

«Меч праджни», отсекающий абстракцию,– это то самое «прямое указание», посредством которого дзэн избегает хитросплетений религиозности и проникает в самое сердце. Поэтому когда правитель Лан спросил уЯошаня: «Что есть Дао?»– мастер указал вверх на небо и вниз на стоявший рядом кувшин с водой. Когда его попросили объяснить, он ответил: «Облако в небе и вода в кувшине».

В дзэн существует пословица: «Изначальное осознание – это чудесная практика» (яп. хонсё мёсю[a]). Это значит, что не нужно проводить различия между осознанием пробуждения (сатори) и культивированием дзэн в медитации и действиях. Хотя кто-то может предположить, что практика дзэн – это средство для достижения пробуждения, это не так. Ибо практика дзэн не будет подлинной, пока у нее есть поставленная цель, а если у нее нет цели, то это и есть пробуждение – не имеющая целей, самодостаточная жизнь «вечного сейчас». Практиковать, думая о цели,– значит одним глазом смотреть на практику, а другим – на цель, а это отсутствие концентрации, отсутствие искренности. Другими словами, вы не практикуете дзэн для того, чтобы стать Буддой; вы практикуете его потому, что вы изначально Будда,– и это «изначальное осознание» является отправной точкой жизни дзэн. Изначальное осознание – это «тело» (ти[b]), а чудесная практика – «применение» (юн[c]), и они соответствуют праджне, мудрости, и каруне, сострадательной деятельности пробужденного Бодхисаттвы в мире рождения и смерти.

В двух предшествующих главах мы рассмотрели дзэнскую Реализацию. В этой и следующей мы обратимся к вытекающей из нее практике или деятельности – во-первых, к жизни медитации и, во-вторых, к жизни повседневной работы и отдыха.

Мы видели, что – какой бы ни была практика мастеров эпохи Тан – современные дзэнские общины, как в сото, так и в риндзай, наибольшее значение придают медитации, или «сидячему дзэн» (дзадзэн). Может показаться странным и нелогичным, что сильный и разумный человек должен просто часами сидеть спокойно. Для западной ментальности подобные вещи кажутся не просто чем-то неестественным, а тратой драгоценного времени, какими бы полезными они ни были для привития терпеливости и стойкости. Хотя уЗапада есть собственная созерцательная традиция в Католической Церкви, жизнь «сидения и смотрения» утратила свою привлекательность, потому что религия не будет иметь ценности, если она не «улучшает мир», и трудно представить, как мир может улучшить спокойное сидение. Однако должно быть очевидным, что действие без мудрости, без ясного осознания мира, каким он есть на самом деле, не может ничего улучшить. Более того, подобно тому как мутная вода лучше всего очистится, если ее оставить в покое, можно утверждать, что те, кто сидит спокойно и ничего не делает, вносят лучший возможный вклад в неспокойный мир.

И в самом деле, в продолжительном спокойном сидении нет ничего неестественного. Это делают кошки; это делают даже собаки и более нервные животные. Это делают так называемые примитивные люди – американские индейцы и крестьяне почти всех национальностей. Это искусство наиболее трудное для тех, кто развил свой чувствительный интеллект до такой степени, что не может не прогнозировать будущее и поэтому должен постоянно пребывать в круговерти активности, чтобы его предвосхищать. Но очевидно, что неспособность сидеть неподвижно и наблюдать с помощью совершенно спокойного ума равнозначна неспособности полноценно переживать мир, в котором мы живем. Ведь мир не познается одними лишь размышлениями о нем и действиями в нем. Необходимо сперва получить самое непосредственное его переживание и продлить это переживание, не делая поспешных выводов.

Значение дзадзэн для дзэн станет очевидным, если вспомнить, что дзэн – это непосредственное видение реальности в ее «таковости». Чтобы увидеть мир таким, какой он есть, не разделенным категориями и абстракциями, нужно, безусловно, смотреть на него с помощью ума, который не думает о нем – то есть не формирует символов. Таким образом, дзадзэн – это не сидение с пустым умом, из которого исключены все внутренние и внешние впечатления. Это не «концентрация» вобычном смысле ограничения внимания одним воспринимаемым объектом, таким как точка света или кончик собственного носа. Это лишь безмолвное осознание, без комментирования, всего, что происходит здесь и сейчас. Это осознание сопровождается самым ярким ощущением «нераздельности» себя и внешнего мира, ума и его содержимого – различных звуков, образов и других отпечатков окружающей среды. Естественно, такое ощущение не возникает благодаря попыткам его обрести; оно просто приходит само по себе, когда вы сидите и наблюдаете, не имея в уме никакой цели – даже цели избавиться от цели.

Конечно, в содо или дзэндо, «монашеском зале» или «зале для медитации» вдзэнской общине, нет каких-либо особых внешних отвлекающих факторов. Это длинная комната с широкими платформами по обе стороны, где монахи спят и медитируют. Платформы накрыты татами, толстыми матами из соломы, и монахи сидят вдоль комнаты в два ряда, лицом друг к другу. Звуки, время от времени долетающие из ближайшей деревни, периодический мягкий звон колокольчиков из других частей монастыря и чириканье птиц на деревьях не нарушают, а напротив, лишь углубляют царящую тишину. Помимо этого, есть лишь ощущение прохлады, чистый горный воздух и «древесный» запах специальных благовоний.

Большое значение придается физической позе дзадзэн. Монахи сидят на плотно набитых подушечках, скрестив ноги так, чтобы ступни лежали на бедрах подошвами кверху. Руки лежат между коленями, левая поверх правой, ладонями вверх, большие пальцы соприкасаются. Тело держится прямо, но без напряжения, глаза остаются открытыми и смотрят на несколько футов перед собой. Дыхание медленное, без напряжения, с акцентом на выдохе, и его импульс исходит не от груди, а от живота. Благодаря этому центр тяжести тела смещается к животу, и поза обретает ощущение прочности, единства с землей, на которой вы сидите. Легкое, медленное брюшное дыхание подобно кузнечным мехам воздействует на сознание и придает ему спокойную, светлую ясность. Новичкам, чтобы привыкнуть к покою, рекомендуется не делать ничего другого, кроме как считать вдохи и выдохи от одного до десяти, снова и снова, пока ощущение сидения без комментирования не станет непринужденным и естественным.

Когда монахи так сидят, между платформами медленно ходят взад-вперед два смотрителя с кэйсаку, или «предупредительной» палкой, закругленной на одном конце и плоской на другом,– символом меча праджни Бодхисаттвы Маньджушри. Увидев засыпающего или сидящего в неправильной позе монаха, они останавливаются перед ним, делают церемониальный поклон и бьют его по плечам. Считается, что это не «наказание», а «живительный массаж», призванный расслабить мышцы плеч и вернуть ум в состояние бдительности. Тем не менее у монахов, с которыми я обсуждал эту практику, наблюдается такое же ироническое отношение к этому, какое ассоциируется с обычными телесными наказаниями в пансионах для мальчиков. Кроме того, правила содо гласят: «Во время утреннего служения клюющих носом следует строго наказывать с помощью кэйсаку» ^[156].