– Что случилось? – начал он прямо от порога.
– Ничего, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал поестественнее. – Абсолютно ничего. Просто не могу уснуть. Сейчас почитаю немного и лягу.
– А сюда как попала?
– В окно залезла, – оптимизма, хоть и фальшивого, в голосе было через край, – просто захотелось проверить, возможно ли это. Так что не переживай, все в полном порядке.
Конечно, дан не поверил в подобную чушь. Ни в единое слово. Но и настаивать на откровенности почему-то не стал, а наскоро пожелал мне «снов о небе» и удалился, слишком уж пристально взглянув напоследок. Странно, очень даже странно… Отсутствие привычного допроса скорее настораживало, чем радовало, но раздумывать еще и об этом сил просто не было.
Авенель кинул мне «телефончик» на следующее же утро, как ни в чем не бывало приглашая для очередного сеанса позирования. Первой панической мыслью было отказаться. Под любым предлогом, пусть даже самым глупым и надуманным. Но потом я все-таки решилась. «А не дождутся! Меня даже собственными страхами не запугать».
И поехала, тоже делая вид, словно ничего не случилось. Так и делала его все время, пока позировала. Снова в той же комнате, в том же венке и той же «занавеске», что так подло предала меня вчера. И вдруг поняла – как ни странно, но действительно практически ничего не изменилось. Вот только глаза Авенеля… Глухая тоска ушла из них, оставив там что-то похожее на настоящее тепло. Ну оно и к лучшему. Тем легче мне будет появляться здесь и впредь.
А еще через день бард принес нам сенсационное известие: скариэ солнечных излечился от своей потусторонней тоски! И задумался, наконец, о вещах практичных и насущных – о том, например, чтобы преемника себе поискать и подготовить. Никто не знает почему, но это действительно так.
Оставалось только хмыкнуть про себя. Можно, конечно, порассказать им о лекарстве, но да отсохнет у меня язык, если произнесу хоть слово на эту тему – подобного унижения я не испытывала еще никогда в жизни.
Но обиды на Авенеля при этом почему-то не было – ни от него, ни от меня ничего тогда особо не зависело, просто так уж получилось. Чистое стечение обстоятельств и непрогнозируемое стихийное бедствие. Пожалуй, мне даже стоило благодарить многоопытного лаэда, сумевшего найти в себе силы и не воспользовался ситуацией. И хорошо, что тот идиотизм пошел на пользу хотя бы ему. Ей-ей я была за него рада. Впрочем, поздравлений по этому поводу, само собой, не приносила, и вообще, на эту тему мы с ним никогда больше не заговаривали. За что я тоже была ему благодарна.
А вот от разговора со сьеррином отвертеться все же не удалось. То, что какие-то его давешние подозрения подтверждаются, он понял еще когда я хмыкала над новостью Суинни про внезапное «излечение». Понял, как обычно, без всяких слов. И вечером, застав меня одну в библиотеке, устроил форменный допрос:
– Инна, что произошло между тобой и Авенелем в тот вечер, когда ты перепутала окно с дверью?
– Да как ты…
Мое возмущение пресекли в зародыше:
– Ответь! Это не любопытство и не попытка влезть в твою жизнь. Это важно для тебя же.
– Да ничего не случилось! В самом деле – ничего, все обошлось, – раздражение у меня как-то странно сочеталось с растерянностью.
– Но что-то все-таки было, – не спросил, а скорее подтвердил он сам себе. – Я должен знать, что именно. Как твой учитель…
– Да что ж такое! – Я едва сдерживалась, чтобы не заорать. – Ну было! Да! Было. Я этого хотела, и он хотел. Сначала. А потом вдруг передумал и расхотел, оставив меня с моими желаниями в одиночестве. Ты это так жаждал услышать?
– Не жаждал, но опасался. – Голос сьеррина по контрасту с моей истерикой звучал совершенно безжизненно. – Успокойся и пойми – сегодняшний разговор затеян не просто так, объяснить нужно было давно. Ты должна знать – вовсе не ты этого хотела.
– Как? – ошарашилась я, – а кто же?
– Твоя сила. Пришла пора ее проиницировать, а секс единственный способ. У нас это знают даже дети.
– Что-о? – я просто поверить не могла в услышанное. – Какая инициация? Какой секс? И почему ты молчал до сих пор?
– Почему молчал? Да просто не знал, что тебе это будет нужно. Ведь ты была женой, и я думал, что инициация уже состоялась. Но ошибся. Ты же не дан, сказать о тебе хоть что-то с полной уверенностью нельзя.
Я слушала его молча. Да и что тут можно было сказать? А он продолжил:
– Тебе все-таки придется пройти ее, независимо от желания. Сила подтолкнет сама, как уже сделала однажды. Иначе дар не может развиваться, наши занятия и так застыли на одном месте. Невозможно дальше учить тебя, пока ты этого не сделаешь. Причем все равно с кем.
Я смотрела на него так, что он должен был рассыпаться прахом на месте, впрочем, почему-то устоял.
– Хотя нет, – неужели мне все-таки удалось сбить его с мысли? – все равно с кем не выйдет. В твоем случае это должен быть очень опытный маг – слишком много в тебе силы, с которой ты еще весьма смутно представляешь, что делать…
– Опытный маг, говоришь? – прервала я его, обретая дар речи. – А не хочешь ли предложить свои услуги?
Черт, вот уж никогда не думала, что сумею смутить дана. Очередной гол в ворота противника сильно меня порадовал. Жаль, не надолго – удар держать он умел.
– Могу и я. По крайней мере, знаю, как справиться с силой, если ты выкинешь что-нибудь в своем стиле…
– В общем так, – подвела я итог дискуссии, прерывая этот явно зашедший не туда разговор, – если мы, до того момента, как я пройду эту самую инициацию, ничем не можем быть друг другу полезны, значит, будем считать наше общение до тех пор непродуктивным и прекратим его.
Вессаэль, не ожидавший ничего подобного, да еще и от собственного официального ученика, недоуменно сморгнул. Я же продолжила:
– Тавель, полагаю, сможет заниматься со мной и в том виде, который имеется. Поэтому завтра я уезжаю к стальным, а тебе сообщу, когда буду готова. То бишь проинициирована.
И пошагала на выход. Но уже взявшись за ручку двери, резко обернулась, злорадно копируя его любимую привычку:
– Если, конечно, не забуду.
И с такой силой хлопнула дверью за спиной, что не будь дом заклят до неприличия, у него был реальный шанс развалиться. Резать – так резать. Все и сразу, не растягивая это садистское удовольствие. Будем считать, что мосты сожжены. Если этот перемороженный дан до такой степени не способен меня понять – значит оно и к лучшему.
По рукам, лезущим в душу, нужно бить. Даже если это руки друга. Особенно если это руки друга! Настоящие друзья в душу руками не лезут, они в ней живут. И очень жаль, что у нас этого не получилось.
Я не то что представляла, а просто-таки точно знала, до какой степени мне будет его не хватать. И тем не менее поступить по-другому не могла. Позволить манипулировать собой таким образом – это потерять последнее самоуважения.