Правый берег Егора Лисицы - читать онлайн книгу. Автор: Лиза Лосева cтр.№ 12

Из университета меня вскоре отчислили за «поведение», дерзость ректору. Но эта неудача, оказалось, привела меня ближе к мечте. Как добровольный помощник я участвовал в расследованиях местной полиции. Подрабатывал переводами, корректурой. И хотя приходилось мазать чернилами дыры на ботинках, а на ужин брать «студенческий бифштекс»– чайную колбасу,– я был абсолютно счастлив. И так молод, самонадеян и увлечен, что не заметил, как война и новый мир вплотную придвинулись к югу, к Ростову. В город день за днем прибывали беженцы из столицы, Москвы, всей России. На улицах в ожидании конца всему шла лихорадочная жизнь. Столичные примы давали концерты под аккомпанемент боев на окраинах. Власть менялась вместе с месяцем. И вот накануне того дня, когда Добровольческая армия окончательно покинула Ростов, меня вызвали во временный штаб армии к мертвецу. И вышло так, что это сначала привело меня к делам, о которых я знать не хотел, а уже после я оказался вместе с отступающими военными и беженцами на пути в Новороссийск. Там я поддержал обвинение против невиновного. И слишком поздно определил истинного убийцу. С тех самых пор я не любил казачьих присказок. Стоило услышать такую, как я вспоминал о человеке, которого бросил запертым в комендатуре.

Тогда Добровольческая армия подошла к Новороссийску– как к краю. За спиной осталось только море. Да и Новороссийск тех дней был не городом, а скорее, военным лагерем. Улицы его были переполнены солдатами, казаками, беженцами, аферистами и дезертирами. На пристанях волны людей бились о сходни пароходов. Выстрелы, крики, ржание лошадей. Жар, дым и вонь горящей нефти несло в порт. В городе полыхали пожары– снаряды армии большевиков, обстреливающих порт, взрывали цистерны. В дыму тонули мертвые трубы цементного завода и далеко выступающий в море мол. Помню, как мимо меня промаршировал отряд военных. В голове колонны мелькал на пике полковой значок. На самом краю мола солдаты остановились, соблюдая безупречный порядок. В ожидании помощи? Смерти? Мол быстро заволокло дымом, в котором пропали и они.

Стало окончательно ясно, что порт занят отрядами Красной армии. Но я все еще пытался исправить свою ошибку. Спешил успеть выпустить из комендатуры невиновного. От бега вверх, вверх по узким улицам било в ушах сердце. Но я опоздал. Увидел только выбитые двери и как разворачивали телегу с прикрытым пулеметным орудием. Потом было не до рассматриваний, пришлось петлять как зайцу. Бурому, заметному на снегу– выбеленной светом улице. Потом я вправлял вывихнутое в драке плечо в каком-то проходном дворе. Над головой хлопнуло окно в галерее– голова спряталась раньше, чем я успел крикнуть, чтобы не высовывались. Походная фляга пригодилась, чтобы зафиксировать. Ее удалось перетянуть ремнем, помогая зубами. Но в спешке я сделал все небрежно. Тогда, наверное, начался воспалительный процесс в суставе. С лихорадкой и жаром я несколько дней, а может, часов просидел, не прячась, во дворе дома, где нас определили на постой. Не знал, куда идти, голова горела. Смутно помню, как поднимался на этаж в квартиру, чтобы взять вещи. На стук и звонки никто не отозвался. Кое-что из нашего багажа, свернутое в узел из старой шинели, лежало у запертой двери. Раз я нашел на ступенях парадной хлеб в салфетке, кусок колотого сахара. Но жильцы не появлялись, все ставни были накрепко заперты, и я так и не узнал, кого благодарить за этот подарок.

В Ростов я добирался долго. Поезда появлялись на станции без расписания. Вагоны брали штурмом. Билетов ни у кого не было, счастливчики махали какими-то липовыми разрешениями. Пассажиры сидели прямо на полу. Те, кому повезло меньше, устраивались на сцепке между вагонами, лезли на крыши. Объединенные общим неустройством смотрели за узлами и не расспрашивали попутчиков. На станциях иногда можно было достать кипяток, за ним бегали по очереди и криком предупреждали остальных о проверке– тогда все бросались врассыпную под вагоны. Запахи немытых тел, мазута, нагретых рельсов… Мерная тряска усыпляла, но спать всерьез было нельзя, свалишься. Крепко обняв, как красивую женщину, грязную сцепку, я думал, что, может, и лучше не сходить с этого поезда, ничего не решать, не предпринимать?

Но и это бесконечное путешествие оборвалось внезапно. На станции я вдруг очнулся от того, что в лицо бил свет фонаря. Я мог попытаться удрать, но не стал. Бегать надоело. У меня не было при себе никаких документов, ничего, кроме чужой свернутой шинели. Я не мог вспомнить, срезаны ли на ней погоны. Могли, конечно, и задуматься, отчего это сверток такой тяжелый? Но, на счастье, мой грязный узел смотреть не стали. Под арестом я просидел недолго. Рассказал, что еду в Ростов к родным, документы и деньги в дороге украли– не редкость. На меня нашло то настроение, которое я хорошо знал. Полное безразличие и злость. Желание скорее со всем покончить. Если бы меня подробнее расспросили, я бы рассказал все. О деньгах атамана, убийстве в туннеле и других, моей истинной роли в нашей «компании друзей», отряде, созданном ЛК ^[13]. Но меня не расспрашивали. Моя молодость и нищие пожитки убедили, что я не представляю интереса. Еще сутки я ехал до Ростова самым шикарным образом, на лавке сидячего вагона.

С того самого времени я перестал отворачиваться от ясного, как свет фонаря путейца в лицо, вывода. Провал в Новороссийске моя вина. Я не сумел вовремя распознать убийцу, я допустил смерть ЛК и других. Уверен, самая губительная ложь– самому себе. Признав правду, я определил то, чем мог искупить вину перед другими. Иона был наказан заточением в чреве кита за то, что не понял своего предназначения сразу. Я прозаически проболтался несколько суток в грязном паровозе, но результат получил тот же. Я убедился, что выжил не случайно. Ведь была эта дорога, и стрельба в порту, и бестолковая звериная драка у комендатуры, и вырванное плечо. Но как-то обошлось, а значит, судьба решила использовать меня. И то главное, что ведет меня вперед всю жизнь, заставляет искать причины, ответы,– окончательно оформилось как раз тогда. Окрепла моя цель– работать, используя криминалистику, передовые подходы к раскрытию преступлений. Само время, эпоха романтиков и безумцев, потворствовало мне и поддерживало мои идеи. Ураган переворота разметал старое и расчистил место для нового. Казалось, из чужого мяса, крови и барахла алхимически родилось иное существо– новый мир. Но тогда, год назад, я еще не знал, как подступиться к мечте.

Когда я вернулся в Ростов, знакомые, как будто договорившись, избегали спрашивать меня о Новороссийске, об отступлении, судьбе моих товарищей. А врач Эберг, у которого я до этого снимал комнату, выслушав один раз, больше не возвращался к этой истории, казалось, нарочно обходя ее. Мой университетский приятель Захидов, коммерсант, был готов помочь с заработком. С началом НЭПа он снова широко развернул торговлю и настойчиво предлагал мне место счетовода в его конторе в порту. Я отшутился и сказал, что почерк у меня не очень хороший. Но других предложений не было. В те дни я чаще всего просто бродил по главным улицам, злясь на свою незначительность, особенно очевидную среди высоких пятиэтажных домов. Необыкновенной удачей стало место санитара в лечебнице Рыдзюна, тяжелая работа помогала меньше думать. Иногда я помогал Эбергу на операциях. Но все же главным было чувство ненужности моего существования.