— Нет, — быстро сказал Данченко, — это
несерьезно. Москва вот уже столько лет пытается вбить клин между братьями, мы
даже думали так припугнуть Фиделя. Ничего не выходит. Рауль слишком к нему
привязан. Он никогда не поднимет войска против своего брата. Скорее пустит себе
пулю в лоб. И этот Абелардо тоже такой.
— Вот совсем молодой член Политбюро, самый молодой. Ему
всего пятьдесят лет, — поднял следующую папку Нилин, — Хуан Эстебан
Ласо Эрнандес. Кстати, учился в ГДР. Был первым секретарем в нескольких
провинциях. И еще важный факт — на самой Кубе он кончал только Высшую партийную
школу. Может, подойдет?
— Я его лично знаю, — немного снисходительно
сказал Данченко, — это настоящий фанатик. Он предан Фиделю.
Не подойдет.
— Давайте следующий список, — предложил
Максимов, — ясно, что здесь мы ничего не найдем. Может, поискать среди
интеллектуалов, как в Румынии?
— У нас есть такой человек. Роберто Фернандес Ретамар.
Писатель и публицист. Лучшей кандидатуры не найти. — Нилин наклонился и
вытащил папку из другой стопки, начал ее листать. — Вот посмотрите. Он
учился в Парижском и Лондонском университетах. Преподавал в Колумбийском,
Йельском и Пражском университетах. Директор «Дома Америки». По-моему, весь мир
его встретит с криками приветствия. Такая кандидатура подойдет?
— Тоже не очень, — признался Данченко, — этот
Ретамар давно живет на Кубе, пишет неплохие публицистические статьи. Но он
настоящий ученый, такой рафинированный интеллигент. Ни в какую революцию он не
пойдет.
— Тогда мы должны вообще приглашать людей со
стороны, — вспылил Нилин, — я не понимаю, что мы делаем. Если мы
заинтересованы в том, чтобы наши станции электронной разведки по-прежнему были
на Кубе, нам нужно делать все, чтобы Фидель Кастро сидел там как можно дольше.
А вместо этого мы ищем кандидатуру для его замещения. Вам не кажется это
нелогичным?
— Не кажется, — ответил Данченко, — Фиделя
скоро не будет на острове, а мы сумеем получить очень большие дивиденды от
снятия страха с Америки. Они ведь по-прежнему боятся харизмы этого
соседа-бородача.
— А почему вы так уверены, что его не будет? —
нахмурившись, спросил Максимов.
— Знаю, — коротко ответил Данченко, — и
потом, вы сами понимаете, насколько секретные сведения нам сообщил в разговоре
заместитель директора СВР.
— Понимаю, — вздохнул Максимов, — вы думаете,
он имел в виду и физическое устранение «команданте»?
— Я не знаю, что он имел в виду, но могу догадаться.
— А почему именно третьего июня?
— Вот этого я не знаю действительно, — засмеялся
Данченко, — видимо, важная дата наше третье июня. Она имеет какое-то
определенное значение.
— Давайте смотреть дальше, — предложил Нилин. В
своих больших роговых очках он напоминал скорее преподавателя гуманитарного
вуза, чем офицера разведки. И если Максимов вообще был похож на любого инженера
из МВТУ или МАИ со своей интеллигентной внешностью — чуть вздернутым носом,
мягким, округлым подбородком, светло-коричневыми, почти рыжими, волосами и даже
несколькими редкими веснушками, оставшимися на лице как знак детства, то
Данченко — единственный среди них — мог вполне сойти за шпиона. Он был чуть
выше среднего роста, худой, подтянутый, с резкими, даже несколько грубыми,
чертами лица. Волосы он имел редкие, торчащие ежиком и трудно поддающиеся
расческе. На подбородке был небольшой шрам, заметный, лишь когда он чуть
поднимал голову. Зато руки и пальцы у него были красивые, длинные, строгие, как
у пианистов.
— Рене Анильон Капоте, — продолжал читать
Нилин, — он был послом в СССР в начале восьмидесятых. Работал девять лет
первым заместителем министра иностранных дел Кубы. Он сейчас Генеральный
секретарь Организации солидарности народов Африки, Азии и Латинской Америки.
Ему шестьдесят три года. Может, оставим?
— В какие конкретно годы он был послом в СССР? —
уточнил Максимов.
— В восемьдесят первом — восемьдесят третьем
годах, — ответил Нилин, посмотрев в личное дело. Максимов и Данченко
переглянулись.
— При Андропове, — пожал плечами Максимов.
— Убираем, — понял Нилин, доставая следующего.
— Если хотите посла при Горбачеве, — быстро достал
одну папку Нилин, — вот у меня есть еще одна кандидатура. Хулио Камачо
Агилар. Был послом в СССР с октября восемьдесят шестого по февраль девяностого.
Но он тоже член Политбюро. У него хорошие связи с армией, он работал там
начальником Политуправления. Очень смелый и храбрый человек. Он имеет звание,
как и Фидель, «команданте революции».
— Интересно, — кивнул Максимов, — такой
человек может оказаться интересной находкой. Отложите его в сторону, —
решил Максимов, — я его лично не знаю, может, стоит попробовать.
— Есть и другой бывший посол в СССР. Он начинал при
Андропове, а был отозван уже при Горбачеве. — Нилин поискал среди бумаг и
наконец нашел папку. — Вот, Лионель Сото Прието. Заместитель председателя
Совета Министров. Доктор философии и филологии. Доктор исторических наук.
Обратите внимание — он не член Политбюро. Был отозван в восемьдесят шестом.
Оставить?
— Давайте и его, хотя больших надежд возлагать не
стоит, — скептически произнес Данченко, — тот вообще был «команданте
революции». У этого тоже наверняка биография похожая.
— Да, — кивнул Нилин, — он сидел в тюрьме при
Батисте, был несколько раз арестован.
— В этой стране трудно найти нужные нам кадры, —
вздохнув, сказал Данченко, — там все герои и революционеры. Ну, где нам
взять лидера, равного Фиделю?
— У него есть заместитель по экономике, которому он
очень верит, — вспомнил Максимов. Ему было неприятно это говорить, но он
привык относиться к порученному делу достаточно добросовестно, — это
Карлос Лахе. Если бы у нас было время, можно было бы через него провести ряд
экономических реформ, способных дать сильного лидера. Хотя вы правы: такого
лидера, как Фидель, у Кубы больше никогда не будет.
— Вы знаете, — неприятно улыбнулся
Данченко, — я уже не в первый раз замечаю, с какой симпатией вы относитесь
к этому кубинскому лидеру.
— Не считаю нужным скрывать, — сухо ответил
Максимов, — работа есть работа. Мне был поручен точный экономический
анализ существующей ситуации на Кубе, и я его дал. Теперь мне поручено
проанализировать возможность экономического развития после ухода Фиделя. Это
моя работа, и я ее выполняю. Что касается симпатий, то я их никогда не скрывал.
Мне всегда нравился Фидель Кастро. Нравился как символ молодости революции, как
символ какой-то романтической патетики, уже давно забытой нами. Для моего
поколения он — кумир из детства, он — символ какой-то возвышенной веры и чистоты.
— Интересные у вас наблюдения, — улыбнулся Нилин.
Данченко тяжело молчал. Словно ждал следующих фраз Максимова.
— Я понимаю, — глухо сказал Максимов, — что
все поменялось. Отлично понимаю, как он раздражает американцев, как он мешает
нашему «демократическому руководству». Но от этого я не могу относиться к нему
хуже, чем это есть на самом деле. Для меня он все равно тот самый «команданте»,
именем которого мы называли наши комсомольские отряды. Если хотите, я подам
рапорт о выходе из группы.