—Особые происшествия,— бездумно повторила Оля и снова глянула на часы. Сосредоточиться не получалось, взгляд постоянно сам собой переползал со строчек на циферблат ходиков.
Вот уже время к десяти. Все в доме угомонились, лишь тикают часы, неуместно громко.
«Товарищи дорогие, куда мама запропастилась? Начинать ли нервничать?»
И тут издалека послышался гул машины. Оля подошла к окну: так и есть, автомобиль, черный, большой, с яркими фарами, причалил к их подъезду. Однако двери не открылись, никто не вышел.
«Без шашечек, к тому же темная,— сообразила Оля,— стало быть, «Победа» из военчасти, что нынче у школы стояла. Не так уж часто на нашу улицу заезжают такие».
Внезапно ее осенила прямо-таки блестящая мысль! Накинув пальто и влезши в ботики, Оля ссыпалась вниз по лестнице.
Точно, это была «Победа», и за рулем сидел Кузнецов — вот это удача! Оля как ни в чем не бывало обошла машину — так и есть, вот и мама, рядом на сиденье.
«Беседуют, видите ли. Мне стоит задержаться на полчасика — скандал на всю округу, а тут бесе-е-е-едуют!»
Если бы Оля была чуть менее рассерженной, то обязательно бы обратила внимание на то, что они не просто беседовали, а были просто поглощены этим процессом. Кузнецов что-то чертил на бумаге, уложенной на планшет, быстро писал и подчеркивал, Вера Вячеславовна то кивала, то, хмуря брови, покачивала головой. Или, напротив, отбирая у него карандаш, приписывала нечто от себя.
Наконец мама, случайно подняв глаза, увидела в отблеске фар Олю, маячившую возмущенным привидением, спохватилась и заторопилась. Кузнецов, глянув в лобовое стекло, хлопнул по лбу и, немедленно выбравшись из машины, поспешил открыть дверь и подать руку.
—Надеюсь, вы простите нас,— произнес он, виновато улыбаясь,— время позднее.
—Ничего, не беспокойтесь,— великодушно разрешила Оля. И прежде чем мама что-то успела сказать, она спросила:— Максим Максимович, нельзя ли у вас уточнить кое-что?
—Я к вашим услугам.
Оля, глубоко вздохнув, выпалила:
—Видите ли, Николай — это друг Якова и Андрея, вы встречались,— мечтает попасть в увээр, вольнонаемным. Поработать. Он исполнительный, надежный товарищ, в ремесленном его хвалят.
—Профессия?— кратко спросил тот.
—Токарь, но может выполнять другие работы,— отрапортовала Оля.
Так, главное сказано, стало не в пример легче. Вот только мама сверлит таким взглядом, что аж щека пылает, обращенная к ней.
—Токарь? Это хорошо, всегда надо,— согласился Кузнецов.— И надежный товарищ, говорите?
—Да,— твердо заявила она.
—И при этом друг Якова и Андрея?— как-то задиристо продолжил он.
Оля смутилась, но уверенно подтвердила, что да, друг, и давний.
—Нам надо будет встретиться и потолковать еще раз, ближе к делу. Попробуем уладить. Доброго вечера.
Раскланявшись, сел за руль и уехал.
—И что же все это значило? Блат выше Совнаркома?— строго спросила Вера Вячеславовна.
Раскрасневшаяся, сверкающая глазами, в строгом, но таком нарядном костюме, она показалась такой молоденькой и красивой, и так было радостно от того, что выполнила обещание и ничего страшного не случилось, что Оля просто обняла ее за шею, расцеловала и заявила:
—Мам, я тебя ужасно люблю! Ты у меня самая хорошая-прехорошая, умная-преумная! Только чего ж так поздно?
Вера Вячеславовна не успела ответить: снова в темноте взревел двигатель, запрыгал свет задних фар — и через мгновение снова появилась «Победа», из которой снова выскочил Кузнецов, держа в руках какую-то коробку.
—Идиот и склеротик,— отрекомендовался он непонятно кому и сунул ношу Ольге в руки:— Это вам.
Вторая коробка была таким же небрежным образом вручена Вере Вячеславовне. Прежде чем обе успели поблагодарить, «Победа» улетела. Оля ошеломленно спросила:
—Что это? Тепленькая какая коробочка.
—Пойдем домой,— поторопила мама,— и так уже не выспимся.
В Олиной коробке оказались еще горячие хачапури, плачущие слезой, с острым сыром, и коробочка поменьше, с пирожными-эклерами.
—Комиссия прошла гладко?— невнятно спросила Оля, потому что во рту словам места не было.
Что за вкуснотища!
—Более чем,— подтвердила мама, почему-то смущаясь,— пожалуй, впервые сталкиваюсь с такой покладистой, милой комиссией.
Она, конечно, не станет расписывать колоссальное застолье, имевшее место в одном из закрытых, «подпольных» ресторанов — не этих, доступных любому интенданту с деньгами, а именно камерных, под вывеской «Столовая номер такой-то», в которые чужим вход заказан, а каждый повар достоин чугунного памятника на вокзале. Гладкова смутилась: о банкете ее никто не предупреждал, тревожила мысль о том, за чей он счет. Однако снабженец Кузнецов, как бы уловив ее смущение, немедленно указал: контрольные обмеры, согласно актам, не выявившие ни малейших завышений и подтверждающие качество и объем выполненных работ, произведены высокой комиссией задолго до того, как сели за столы. Так что и с морально-этической точки зрения все в порядке.
Теперь, в уюте этой «столовой», со всеми этими крахмальными, белоснежными скатертями, сияющими тарелками и многочисленными столовыми приборами, поднимались тосты и лились тонкие напитки самого разнообразного характера. По мере расширения их потока тосты становились все велеречивее и разнообразнее, потом и вовсе заиграл невидимый оркестр.
Один из членов комиссии — чьих язв и претензий товарищ Гладкова опасалась более всего,— восстал, уронив стул, и нежданно-негаданно отправился напрямик к ней, собираясь пригласить на тур.
Вера Вячеславовна не успела запаниковать: Кузнецов, уложив на стол неизменный свой планшет, достал листок и принялся втолковывать, как бы продолжая давно начатый разговор:
—…так вот, Вера Вячеславовна, на опыте работы в одном из ивановских текстильных производств. Позволите вам заметить?
Гладкова, моментально уловив мысль, приняла крайне заинтересованный вид:
—Всегда рада услышать непредвзятое мнение… Вы ко мне?— обратилась она к подошедшему и тотчас мило смутилась:— Ах, простите!..
—Н-ничего, товарищ Гладкова,— ошеломленно заметил ловелас-неудачник и проследовал обратно на место.
Кузнецов невозмутимо продолжал:
—Видите ли, я обратил внимание на то, что процент средней обрывности у нас выше, чем на той ивановской фабрике.
Вера Вячеславовна удивилась:
—В самом деле?
—Именно так. Уж простите, смею предположить, что у нас в цеху недостаточно следят за увлажнением, в итоге пряжа пересушивается, отсюда и обрывы, работницы тратят массу усилий, к тому же брак.
Вера Вячеславовна, удивляясь все более, кивнула: