Когда он разбудил меня, чтобы я подняла его с постели посреди ночи, чтобы он мог сам вернуться в шкаф и спрятаться, я поняла, что его время пришло. Я села в шкаф рядом с ним и пообещала ему, что все будет хорошо. Было поздно, и часы тянулись долго. Я спрашивала его о том, что он хочет. Я сказала ему, что не позволю ему больше страдать. Хотел ли он, чтобы его похоронили? Кремировали? Что дало бы ему больше всего покоя? Я легла рядом с ним, заплакала и поклялась ему, что больно не будет. Сквозь слезы я пыталась поблагодарить его. Я старалась убедить себя, что он знает, как я ему благодарна. Когда наступило утро, он поднял голову и посмотрел мне в глаза, пока я лежала, свернувшись калачиком вокруг него, стараясь не прикасаться к тому месту, где это могло причинить боль, но не в силах оставить между нами никакого пространства. Он выдвинул свой нос вперед на несколько дюймов, пока не коснулся моего.
–Майк,– умоляла я его,– пожалуйста, не уходи.
Он слизнул мои слезы с лица.
–Майк,– позвалая.– Майк.
В семь утра я позвонила на домашний номер своего ветеринара и сказала ей, что пора. Она подъехала, и он встал на три лапы и завилял хвостом, когда она вошла внутрь. Может быть, еще слишком рано? Я спросила ее об этом. Если он все еще виляет хвостом, не слишком ли рано? Она покачала головой и сказала мне:
–Когда он все еще виляет хвостом, это самое лучшее время.
Она отправила нас на диван, он дрожал в моих объятиях, и ветеринар мягко сказала мне, что мне нужно перестать плакать и постараться успокоиться. Мне нужно было подумать о его любимом месте и поговорить с ним об этом как можно более радостно. Я сказала сдавленным голосом, полным слез:
–Он мой лучший друг.
Ветеринар ответила:
–Я знаю. И он знает. Сделай вдох и расскажи ему о его лучшем дне.
Я посмотрела на Майка, а он словно говорил глазами: Я тебе доверяю. И я прошептала ему так отчетливо, как только могла:
–Давай вместе вернемся в старую студию. Я буду вести урок, а ты будешь моим особым гостем. Можешь ходить по любому коврику, который тебе нравится. Все будут останавливаться, чтобы погладить тебя, когда ты будешь подходить, даже если они должны стоять в позе равновесия. Можешь сидеть на платформе в конце урока, и все поднимутся к тебе еще до того, как уберут свои коврики, и скажут: Какая хорошая собака. Какая милая хорошая собака, и будут говорить тебе самые теплые слова и позволят тебе облизывать их потные руки.
Я сделала вдох, и он немного закачался. Я строго сказала себе: Сделай это, Миа. Будь смелой. Я проглотила слезы.
–Когда урок закончится,– сказала я ему,– мы пойдем в парк. Тот, что у воды, где ты можешь окунуть лапы в океан. Я возьму твой поводок подлиннее, и ты сможешь немного поплавать в волнах, будешь подниматься на них и опускаться обратно, снова и снова. Ты можешь быть там столько, сколько захочешь. Когда ты закончишь качаться на волнах, ты можешь пойти со мной в тень, и мы будем читать вместе, и я позволю тебе лечь на стол для пикника, даже если все будут смотреть осуждающе. Если ты перевернешься, я буду чесать твой животик столько, сколько захочешь, даже если он все еще мокрый.
Я почувствовала, как ветеринар коснулась моего плеча и мягко сказала:
–Все. Теперь он обрел покой.– Эти слова, они были точно такими же как те, которые мне сказали в больнице, когда Энди умер. Тогда боль прорвалась, и все потоки моего горя слились в один.
–Я люблю тебя, Майк,– говорила я ему.– Ты мой лучший друг.
–Он знает,– заверила меня ветеринар.– Вы оба очень хорошо справились.
Мое дрожащее тело прижалось к его неподвижному, и я наконец отдалась слезам. Сейчас вес Майка на моих коленях ощущался так же, как и раньше, когда мы сидели на этом диване вместе. Но этот раз был последним. Майк ушел, и я осталась одна.
###
Урок прошел нормально. Правда, прекрасно. Я старалась оставаться в настоящем моменте, быть со студентами, которые понятия не имели, кто я такая, кроме того, что я их учитель йоги на замену. Они продвигались вперед с нужной скоростью. Кто-то впервые нашел пиковую позу. Подобные вещи давным-давно зажигали меня. По крайней мере, с телефоном передо мной все время было видно постоянное тусклое свечение, полупрозрачная завеса голубого света перед миром. Я поняла, что, когда я публиковала посты, у меня был способ понять, что происходит в моей жизни. Я публиковала что-то, и когда подпись была написана, это событие становилось историей, даже если событие было просто обедом. Если я отправляла в ленту обед, это означало, что я наслаждалась обедом, и он был питательным, или успокаивающим, или освежающим, или каким-нибудь еще. Теперь обед был просто обедом. Я пробовала его на вкус вместо того, чтобы рассказывать об этом. Все происходило только в промежутке между началом и концом трапезы. Он не оставался жить в ленте. Он не набирал и десяти тысяч лайков.
Это все хорошо в случае обеда. Но как насчет того, что женщина пришла на занятие и встала в позу лука в первый раз, не причинив себе вреда и не напрягаясь? Как можно не отметить это? Разве это не заслуживает тысячи лайков? Разве у этого достижения не должна быть своя история?
Николь пришла в студию после занятий. Я разминала свои мышцы бедра, которые были забиты по большей части из-за большого количества пеших прогулок и в меньшей степени из-за боковой планки. Она указала на ролик и сказала:
–Я читала, что это вредно для тела вYoga Journal.
–Что ж,– отозвалась я, моля удачу вернутся и задаваясь вопросом, не выбросила ли я ее вместе с телефоном,– в любом случае спасибо, что пригласила в свою студию.
Она не ответила, вместо этого сказав:
–Ты что, какая-то интернет-знаменитость? Я думала, что у тебя нет телефона.
Я покачала головой.
–Не знаю. Не сейчас. Это был несчастный случай в походе.
–Кто-то написал о тебе в соцсетях,– объяснила она.– Мой телефон звонит без остановки. Ты можешь провести второе занятие сегодня вечером? У нас «Поток энергии» вшесть сорок пять.
Я съежилась. «Потоком энергии» часто называли занятия с меньшим количеством йоги и большим количеством упражнений на пресс. На самом деле, студия, которой я когда-то так гордилась, теперь предлагала эти классы, в которых студенты выполняли бесконечные подходы «йога-отжиманий». Поза горы, наклон вперед, прыжок назад на планку, прыжок назад в положение стоя, наклон вперед, поза горы – и все это в быстром темпе. Мне не нравилось преподавать на этих занятиях, но я все равно делала это, потому что спонсорские деньги тогда были очень важны.
Но сейчас спонсорской поддержки не было, и я была очень этому рада. Сегодня я просто учитель йоги.
–Я была бы рада вместо этого преподавать аштангу,– попросилая.– Она быстрая и энергозатратная.
–Конечно, это неважно,– бросила Николь.– До тех пор, пока есть музыка. Настоящая музыка.