«Ты считаешь, меня можно испугать?— Зависит от того, насколько сильно ты любишь свою дочь».
Свет в офисе «Гет-эм-го» был выключен. На двери висела табличка «ЗАКРЫТО». Окружавший склад забор из сетки-рабицы был даже выше школьного. Одноэтажные секции с металлическими рулонными дверями выглядели как в фильме про Безумного Макса. На въезде были ворота. Электронный замок располагался на высоте автомобильного окна, но клавиш на нем не было — только черный пластиковый квадрат с красной лампочкой.
Она расстегнула косметичку. Нашла белую карточку без опознавательных знаков. Приложила ее к черному квадрату. Красная лампочка загорелась зеленым. Створки ворот на резиновых колесиках со скрежетом поехали внутрь.
Энди закрыла глаза. Она попыталась успокоиться. У нее есть право здесь находиться. У нее есть карточка. Она знает номер секции. У нее есть ключ.
И все же на территорию Энди зашла нетвердой походкой. На складе она получит ответы на свои вопросы. Узнает о матери что-то, о чем, возможно, не хотела бы знать. О чем, как считала Лора, ей знать не следовало — до недавнего времени, потому что теперь за ней охотились они.
Энди вытерла пот с шеи. Оглянулась, чтобы убедиться, что ее не преследуют. Но понять, в безопасности ли она, было невозможно. Комплекс огромный. Она насчитала по меньшей мере десять хранилищ, каждое длиной пятнадцать метров, с множеством железных дверей, похожих на желтые зубы. Энди проверяла номера на табличках, пока не наткнулась на номер сто. Она двинулась по проходу и остановилась у сто двадцатой секции.
Один-двадцать. День ее рождения.
Не тот, который у нее был всю жизнь, а, если верить Лоре, настоящий.
—Господи,— прошипела Энди.
Она уже не была уверена, что настоящее, а что нет.
Навесной замок выглядел новым — по крайней мере, не таким ржавым, как остальные. Энди залезла в косметичку и достала маленький ключ. Она не могла справиться с дрожью в руках, когда открывала замок.
Запах — вот что она заметила в первую очередь: запах чистоты, почти больничной. Пол выглядел так, словно бетон залили на прошлой неделе. По углам нет паутины. На стенах никаких царапин или следов. В углу маленький металлический стол с лампой. Полки из ДСП на задней стене.
В центре стоит темно-голубая машина-универсал.
Энди нашла выключатель. Закрыла за собой рулонную дверь. Тут же стало жарко и душно, но она вспомнила о мужчине, заглядывавшем в пикап — не ее пикап, пикап мертвеца,— и решила, что выбора у нее нет.
Первым делом она проверила машину — до того угловатую, что на ней мог бы ездить Фред Флинстоун в своем мультфильме. Краска нетронута. Шины на вид совершенно новые. На лобовом стекле наклейка с отметкой о смене масла четыре месяца назад. Как и везде в этом хранилище, на машине ни пыли, ни грязи. С тем же успехом ее можно было бы демонстрировать в салоне.
Энди заглянула в открытое окно с водительской стороны. Крутящиеся штуки — настоящие ручки, которые надо поворачивать, чтобы опустить и поднять стекло. Вместо двух кресел с панелью между ними — целый диван, обшитый темно-голубым винилом. Тугие белые кнопки радио. Большие серебристые переключатели и регуляторы с ползунками. Рычаг коробки передач на руле. Гладкие поверхности консоли обклеены пленкой под дерево. Одометр показывает всего 35 тысяч километров.
Логотип на руле — пятиугольник со звездой внутри — был незнаком Энди, но на кузове имелись выпуклые серебристые буквы: «РЕЛАЙАНТ КЕЙ ПЕРЕДНИЙ ПРИВОД».
Она обошла машину с другой стороны, потянула дверцу бардачка и отшатнулась. Оттуда выпал пистолет — револьвер, похожий на тот, который Джона Хелсингер направил в грудь Лоре. На месте сточенного серийного номера виднелись царапины. Энди не отрываясь смотрела на это угрожающего вида оружие, лежащее на коврике, и выжидала, будто оно может внезапно выстрелить.
Но оно не выстрелило.
Она нашла документы от машины.
«Плимут Релайант СЕ Вэгон», 1989 год.
Она пролистала страницы. Полиграфия была старой, иллюстрации явно сделаны от руки. Двадцатидевятилетняя машина почти без пробега. На два года младше Энди. Стоит в месте, о котором Энди не знала, в городе, о котором она ни разу не слышала, пока мать не велела ей туда поехать.
Столько вопросов.
Энди стала обходить машину сзади, но остановилась. Повернулась и встала перед закрытой дверью. Прислушалась, чтобы удостовериться, что с той стороны не подъехала машина и не ждет незнакомец. Окончательно поддавшись паранойе, она легла на живот. Вгляделась в щель под дверью.
Ничего.
Энди поднялась. Вытерла руки о шорты. Cнова пошла к багажнику — взглянуть на номер.
Канада. Номер такой же старомодно угловатый, как и машина. Синие цифры и буквы на белом фоне, между ними корона, внизу надпись: «Для твоих открытий». На наклейке с маркировкой выбросов значится: «Дек 18», то есть регистрация у автомобиля действующая.
Поскольку Энди работала диспетчером в полиции, она знала, что НИКЦ, Национальный информационно-криминологический центр, обменивается информацией с Канадой. Но штука в том, что в системе можно найти только украденные автомобили. Даже если коп остановит эту машину, максимум, что он может проверить — совпадает ли имя зарегистрированного владельца с именем в правах.
Значит, последние двадцать девять лет Лора содержала машину, которую невозможно отследить, и прятала ее от всего мира.
От Энди.
Она открыла багажник — пружины сработали бесшумно — и свернула виниловый чехол, которым было прикрыто его содержимое. Темно-синий спальный мешок, подушка, пустой холодильник, вяленое мясо, бутилированная вода, белая пляжная сумка, набитая книгами в мягкой обложке, батарейки, фонарик, аптечка.
Внизу лежал голубой чемодан марки «Самсонайт». Искусственная кожа. Золотые молнии. Удобный размер. Не на колесиках, такой придется нести. Дизайн имитирует двустворчатую раковину. Сначала Энди открыла верхнюю часть. Все в количестве трех штук: джинсы, белые шелковые трусы и белые же лифчики, носки, белые рубашки на пуговицах с поло-пони на груди и коричневые ветровки.
Ничего даже близко похожего на то, что могла бы надеть ее мать. Может, в этом и смысл. Энди стянула шорты и надела трусы. Она предпочитала хлопок, но все, что угодно, было лучше, чем шорты. Джинсы оказались велики в талии, но, опять же, она не в том положении, чтобы жаловаться. Она вытащила из косметички стопку двадцаток и засунула ее в задний карман. Переоделась в рубашку, но лифчик оставила свой, потому что у Лоры грудь на два размера больше. По крайней мере, была раньше.
Значит, мать упаковала эти вещи до того, как ей поставили диагноз три года назад.
Энди перевернула чемодан. Расстегнула его с другой стороны.
Мать твою.
Куча денег. Снова двадцатки, каждая пачка перехвачена фиолетовой бумажной лентой с надписью $2000. Купюры, похоже, старого образца, напечатаны до введения новых степеней защиты. Энди пересчитала пачки. Десять штук в длину, три в ширину, четыре в глубину.