–Он был в том чертовом вертолете,– вслух проговорил Пумо.
Клайв Маккенна находился в числе репортеров, которых доставили на вертолете в Я-Тук, а среди них также Уильям Мартинсон и, вне всякого сомнения, французские журналисты.
Пумо вытащил микрофильм и зарядил другой – с материалами французской газеты. Французского он не знал, но в бросающейся в глаза траурной рамкой статье на первой странице еженедельника «Экспресс» не составило труда найти слова «Вьетнам» и «Я-Тук», которые одинаково читались как на английском, так и на французском.
Сбоку кабинки Пумо возникла квадратная мужская голова с карими глазами за стеклами больших очков в серой оправе.
–Прошу прощения,– заговорила голова, просунувшись на несколько дюймов за разделяющую перегородку, явив галстук-бабочку в горошек.– Если вы не в состоянии контролировать себя и свою лексику, я буду вынужден попросить вас уйти.
У Пумо руки зачесались врезать этому напыщенному ослу, к тому же галстук-бабочка живо напомнил ему о Биверсе.
Со смущением сознавая, что большинство посетителей комнаты микрофильмов смотрят на него, Пумо подхватил пальто и сдал микрофильмы клерку. Взбешенный, он сбежал по ступенькам вниз, через огромные входные двери библиотеки выскочил на улицу и окунулся в снежную круговерть.
Он повернул к центру города на Пятую авеню и зашагал по ней, держа руки в карманах, с коричневой твидовой кепкой «Банана рипаблик» на голове. Пронизывающий холод помог ему успокоиться. Сейчас вероятность подвергнуться нападению сводилась к нулю: втакую погоду все старались поскорее убраться с улицы куда-нибудь в тепло.
Он попытался припомнить тех репортеров в Я-Туке. Они были частью большой группы, прибывшей в Кэмп-Крэндалл из дальней провинции Куангчи, где по распоряжению военного начальства им продемонстрировали различные ужасы войны. После того как журналисты задокументировали «обязательные» материалы, или, по крайней мере, так гласила «армейская концепция», им предоставили возможность выбрать менее пострадавшие в военных действиях районы для своих дополнительных материалов. Почти половина толпы журналистов заявила «да ну на хрен!» ивернулась в Сайгон, где можно было напиться вдрызг, покурить опиум и поерничать над «Раскатами грома»
[98] и так называемой «Линией Макнамары»
[99], от которой ожидали большого эффекта. Все телерепортеры дружно отправились в Кэмп-Эванс – оттуда проще было добраться до Хюэ, запечатлеть там себя на красивом мосту и протрещать в микрофон что-нибудь вроде: «Я веду свой репортаж с реки Паудер, на берегах которой раскинулся город с многовековой историей Хюэ». Довольно большая группа журналистов осталась в Кэмп-Эвансе, откуда их можно было переправить на несколько километров севернее писать захватывающие материалы о прибытии вертолетов в зону высадки Сью. И совсем уж малочисленная горстка решила отправиться в район боевых действий и взглянуть, что сейчас происходит в деревне под названием Я-Тук.
От посещения репортеров у Пумо осталось неизгладимое впечатление: толпа мужчин в чересчур нарочитой как-бы-военной-форме окружила заливающегося соловьем Биверса. Они напоминали свору бродячих псов, попеременно то лающих, то глотающих кусочки пищи, которые им подбрасывали.
Так вот, из окружавших тогда Гарри Биверса мужчин четверо уже мертвы. Сколько осталось в живых? Пумо опустил голову и, шагая по Пятой авеню в вихре колючего снега, попытался вспомнить: сколько мужчин стояло вокруг Биверса. Однако память подставляла ему лишь неподдающуюся пересчету группу людей, и тогда он постарался представить себе тот момент, когда корреспонденты высаживались с вертолета. Спэнки Барридж, Тротман, Денглер и он сам вытаскивали из пещеры мешки с рисом и складывали под деревьями. Биверс вертелся, как танцующая игрушка, и аж светился от радости еще и потому, что под рисом они обнаружили ящики с русским оружием.
–Вытащите детей,– орал он,– сложите их у мешков с рисом, а рядом положите оружие.– Он показывал рукой на вертолет: покачиваясь, тот снижался, прижимая к земле траву.– Вытаскивайте их! Скорее!– И тут вертолет «Ирокез» начал высаживать людей.
Пумо вспомнил, как они выпрыгивали из «Ирокеза» и, пригибаясь, бежали к деревне. Как и все репортеры, эти старались выглядеть похожими на Джона Уэйна или Эролла Флинна, и было их… пятеро? Или шестеро?
Если бы Пул и Биверс добрались до Андерхилла вовремя, они, возможно, спасли хотя бы одну жизнь.
Тина поднял голову и увидел, что прошел почти до Тридцатой улицы. Он взглянул на табличку с названием улицы, и память наконец отчетливо нарисовала ему картину, как репортеры выпрыгивают из «Ирокеза», как бегут по вздыбленной ветром траве, напоминающей кошачью спинку, зачесанную против шерсти. Впереди бежит один мужчина, за ним – двое вместе, затем еще один, нагруженный камерами, и еще один, бежавший так, словно у него болели ноги, а замыкал цепочку лысый мужчина.
Один из прибывших затараторил на мягком, хрипловатом испанском, обращаясь к солдату по имени Ла Луз, и тот, пробормотав что-то невнятное – Пумо отчетливо услышал только слово «педик»,– отвернулся. Месяц спустя Ла Луз погиб.
Пересекая улицу, уже ползли холодные тени, и в этих тенях ветер вздымал пласты мертвого снега и кружил их. Коко собрал их всех вместе в Сингапуре и Бангкоке – тех репортеров. Он нашел способ потянуть их за ниточки и заставить самих прийти к нему. Он паук. Он тот самый улыбающийся ребенок с протянутой рукой. Зажглись уличные фонари, и на секунду Пятая авеню, забитая такси и автобусами, показалась обесцвеченной, полинялой. Пумо вдруг ощутил на языке вкус водки и свернул на Двадцать четвертую улицу.
2
Пока Тина не проглотил две порции напитка, из окружающего он был способен воспринимать только ряд бутылок за спиной бармена, руку, протягивающую ему стакан, и сам стакан, наполненный искрящимися кубиками льда и прозрачной жидкостью. Ему даже почудилось, что он сидит с закрытыми глазами. Сейчас перед ним поставили третий напиток, но он еще не окончательно пришел в себя.
–Ну, да, я был в действующей армии,– говорил ему мужчина рядом, явно продолжая шедший между ними какое-то время разговор.– И знаешь, что я в итоге сделал? Я сказал им: да пошло оно все на хрен! Вот что я сказал.
Пумо услышал, как тот сказал, что выбрал ад. Как и все остальные, кто выбрал ад, он настоятельно рекомендовал его. И ад оказался не так уж страшен, каким его себе представляют. Багровая физиономия его нового друга обвисла, изо рта у него воняло. Маленькие демоны тыкали изнутри кулачками и кололи вилами его впалые щеки и зажигали желтые огоньки в глазах. Он опустил тяжелую нечистую руку на плечо Пумо и признался, что ему нравится его стиль – ему нравится человек, который закрывает глаза, когда пьет. Бармен крякнул и отступил в свой подернутый дымкой закуток.