Каково это – убивать человека? Я не могу объяснить этого. Не могу просто потому, что не могу, вот и все. Кто знает, может, меня самого убили, но не раньше, чем я убил своего сына. Ты обделался, чувак, потому и ржешь до колик.
3
К тому времени, когда Майкл Пул достиг парка, парад растекся в неторопливо бредущую толпу – колонна участников и зеваки теперь все вместе двигались через лужайку. Разрозненные, не связанные между собой группки брели напрямую, огибая редкие деревья, заполняя все видимое пространство парка. Еще не видя Мемориала, Майкл чувствовал, где именно тот находится. Примерно в сотне ярдов перед ним толпа стекала по склону в естественную чашу, озарившуюся невидимым ореолом энергии неисчислимого количества людей, а внизу, под ногами этих людей, лежал Мемориал. У Майкла зазвенело в ушах, и побежали мурашки.
Небольшая группа ветеранов в инвалидных колясках с усилиями пробивались через траву лужайки перед чашей. Одно из кресел опрокинулось набок, и из него выпал худой черноволосый мужчина без обеих ног. Лицо его показалось поразительно знакомым. Сердце Майкла замерло – Гарри Биверс! Майкл рванулся было на помощь, но в следующее мгновение одернул себя. Упавшего уже окружили друзья, да в любом случае он никак не мог оказаться бывшим лейтенантом Пула. Двое поправили кресло и держали его ровно, пока упавший опирался на свои культи. Затем он рывком поднялся на металлические подставки для ног, потянулся, ухватился за подлокотники и с ловкостью гимнаста поместил себя в кресло.
Мало-помалу мужчин в колясках нагнала и стала огибать толпа. Майкл огляделся по сторонам. Почудившиеся знакомыми в первое мгновение лица оказывались абсолютно чужими. Всевозможные бородатые гиганты-двойники Тима Андерхилла двигались то здесь, то там к поросшей травой низине-чаше, от них не отставали несколько жилистых Денглеров и Спитальны. Сияющий круглолицый Спэнки Барридж «дал пять» чернокожему мужчине в спецназовской кепке. «А как же дэп
[8]?»– задался вопросом Пул, подразумевая сложную серию рукопожатий, которым во Вьетнаме приветствовали друг друга чернокожие солдаты, относясь к этому ритуалу с замечательной смесью безудержного веселья и сохраняя при этом каменные, бесстрастные лица.
А люди все стекали и стекали в чашу Мемориала. Пожилые женщины и детишки с крохотными флажками в кулачках. Справа от Майкла двигались двое молодых парней на костылях, за ними дедок с плешивой, белой-белой головой, над левым нагрудным карманом клетчатой рубахи позвякивал ряд медалей. Рядом с ним шагал краснолицый, далеко за семьдесят мужчина в пилотке ВЗВ, с трудом переставляя блестящие четырехопорные ходунки. Пул искал людей примерно одного с ним возраста и вглядывался в их лица, попадая под «перекрестный огонь» ответных разочарованных взглядов: будто его тоже пытались узнать и – не узнавали. Перестав озираться, он зашагал по вытоптанной траве и стал смотреть только вперед.
Отсюда Мемориал казался длинной прерывистой полосой чисто черного цвета, словно связывающей головы и тела людей перед ней. Вдоль верхнего края Стены, как бы упирающегося в лужайку коротко стриженной травы, некоторые стояли или прохаживались, будто меряя его шагами. Другие ложились на траву и, вытягивая шеи, пытались прочитать имена, выгравированные на полированном камне. Пул сделал еще несколько шагов вперед, и переполненная чаша вдруг распахнулась перед ним, явив взору картину всего комплекса.
Огромное черное изломанное крыло Мемориала было окружено человеческой массой, не будучи поглощенным ею. Чтобы полностью загородить его, подумалось Пулу, потребуется слишком много народу. Виденные прежде фотографии не передавали всего масштаба Мемориала
[9], массы, от которой исходила его мощь. Высотой всего в дюйм на концах, уже к центру, на изломе крыла, Стена вздымалась на два человеческих роста. На расстоянии примерно фута от нее на земле, уже усыпанной маленькими флажками, веточками с приколотыми к ним письмами, венками и фотографиями погибших,– тянулась под отлогий уклон по всей длине дорожка из гранитных блоков.
Люди медленно шли вдоль этого выразительного шрама, вдоль все более и более высоких панелей. То и дело кто-нибудь останавливался, чтобы наклониться и коснуться имени на них. Многие обнимались. Ветеран – тощая версия нелюбимого сержанта курса базовой военной подготовки,– зажав в руке горсть маленьких красных диких маков, вставлял их один за другим в щели меж гранитных блоков. Непосредственно перед Мемориалом клин огромной толпы рассыпался вверх по склонам покрытой травой чаши лужайки. Майкл почти физически ощущал исходящую от этих людей плотную волну эмоций.
Вот и все, что осталось от Вьетнамской войны. Десятки тысяч имен на черных плитах Мемориала, да толпы бредущих мимо либо застывших перед ними людей. Для Пула реальный Вьетнам ныне стал просто местом – одним из многих,– где-то далеко-далеко, за тысячи миль отсюда, со своей трудной историей и непостижимой культурой. История и культура этой страны драматически пересеклись с нашими. И все же истинный Вьетнам был здесь, в начертанных на камне именах павших и в лицах тех, кто пришел поклониться им.
Андерхилл-призрак вновь материализовался рядом с Майклом, разминая мясистое плечо окровавленными пальцами,– яркие пятна раздавленных насекомых алели на загорелой коже.
«А, леди Майкл! Все они классные парни, просто дали втянуть себя в эту войну, только и всего,– сухой смешок.– Но мы-то здесь ни при чем, не так ли, леди Майкл? И должны быть выше всего этого, верно, леди Майкл? Ведь я прав, скажи».
«Мне показалось, я видел, как ты, паркуясь, разбил чужую машину»,– мысленно ответил Пул воображаемому Тиму Андерхиллу.
«Я разбиваю машины только на бумаге».
«Андерхилл, убийства в Сингапуре и Бангкоке – твоих рук дело? Это ты оставил на их трупах игральные карты с надписью „Коко“?»
«Не стоит вешать это на меня, леди Майкл».
–За десантуру!– заорал кто-то.
–Да здравствует десантура!– подхватил другой голос.
Пул протиснулся к Мемориалу сквозь почти неподвижную толпу. Сержант, напомнивший Майклу его сержанта из учебки в Форт-Стилл, сейчас вставлял маленькие красные маки в щель между двумя последними высокими плитами – два крошечных красных дротика отбрасывали каждый по две черные тени на каждую плиту. Крупный, с растрепанными волосами мужчина держал огромный, размером с Техас, флаг с развевающейся золотой бахромой. Пул прошел рядом с мексиканским семейством, расположившимся рядом с гранитной дорожкой, и впервые увидел отражение в черной панели высокой плиты: плыли отраженные в ней люди, сидело отраженное мексиканское семейство – мужчина и женщина, пара девочек-подростков и маленький мальчик с флажком в руке, и все пристально смотрели в одну точку на Стене. Между ними отраженные родители держали перед собой фотографию в рамке молоденького морпеха. Отраженный Пул, приподняв голову, пытался, как и многие здесь, отыскать конкретное имя. И тут, словно в жутковатой оптической иллюзии, от черной плиты отделились имена и поплыли прямо на него. Дональд З. Павел, Мелвин О. Элван, Дуайт Т. Паунсфут. Он перевел взгляд на соседнюю панель. Арт А. Маккартни, Сирил П. Даунтейн, Мастерс Дж. Робинсон, Билли Ли Барнхарт, Пол П. Дж. Бедрок, Говард К. Хоппе. Брюс Г. Хиссоп. Все имена казались в равной мере знакомыми и незнакомыми.