Засвистел чайник. Джуди опустила кулаки, залила кипятком растворимый кофе в чашке и принялась размешивать резкими нервными движениями.
Наконец она проговорила:
–Я не собираюсь терять все, что у меня есть. Может, ты сошел с ума, но я вовсе не обязана отказываться от всего, что мне дорого. Пэт говорит, что мне просто нужно успокоиться, но сама-то Пэт никогда особо не беспокоилась о чем-либо, не так ли?
–Разве?
–Ты прекрасно знаешь, что это так.– Она отхлебнула кофе и поморщилась.– Ну надо же: ты отложил свою дурацкую книжку!
–Если ты считаешь ее дурацкой, зачем дала ее мне?
Глаза ее забегали, как у пойманного на лжи ребенка.
–Ты же постоянно даришь книги своей маленькой подружке. Мне тоже кто-то дал эту книгу. Я решила, что она поможет тебе снова «войти в колею».
Он облокотился на разделочный столик и посмотрел на нее.
–Я никуда отсюда не уйду,– заявила она.
–А тебе и не надо никуда уходить.
–Я не собираюсь обходиться без всего лишь потому, что ты болен,– на одно мгновение лицо ее вспыхнуло и тотчас вновь будто закаменело.– Как-то на днях Пэт рассказывала мне о Гарри. Сказала, что ей противна сама мысль о том, что он может к ней прикоснуться: ее буквально воротит от него. Как и тебя от меня.
–Все как раз наоборот. Это тебя от меня воротит.
–Мы женаты уже четырнадцать лет, и мне лучше знать, что я чувствую.
–Мне тоже,– парировал он.– Я бы рассказал тебе, что я чувствую и что заставляешь меня чувствовать ты, да только ты не поверишь.
–Тебе не надо было улетать в этот безумный вояж,– сказала она.– И нам с тобой не надо было ездить в Милбурн с Гарри. Это только испортило все еще больше.
–Ты всегда против, чтобы я куда-то ездил,– сказал он.– Ты считаешь, что я убил Робби, и хочешь, чтобы я вечно торчал здесь и продолжал расплачиваться за это.
–Не смей вспоминать Робби!– взвизгнула она.– Забудь Робби! Он мертв!
–Я пойду с тобой на терапию,– сказал он.– Слышишь? С тобой. Мы пойдем вместе.
–Сам знаешь, кому действительно нужна терапия! Тебе! Это ты болен! Не я! Наш брак был в порядке, пока ты не уехал!
–Не уехал куда?– Майкл отвернулся, вышел из кухни и молча поднялся по лестнице.
Он долго лежал в постели, вслушиваясь в темноту. Из кухни доносились звон и грохот, открывались и закрывались дверцы шкафчиков. Наконец он услышал, как Джуди поднимается по лестнице и, к его удивлению, направляется к двери спальни. Она наклонилась над ним:
–Я просто хочу сказать, хотя и знаю, что ты не поверишь. Я хотела, чтобы этот день стал особенным для тебя. Я хотела сделать его особенным для тебя.
–Не сомневаюсь.
Даже в темноте он видел, как ярость, отвращение и как будто неверие в происходящее пронизывают ее тело.
–Лягу спать в гостиной. Даже не знаю, можно ли нас теперь называть мужем и женой.
Майкл пролежал с закрытыми глазами еще полчаса, затем наконец сдался, включил свет и взял с тумбочки роман Генри Джеймса.
Книга вдруг представилась безмятежным крохотным садом, мельком увиденным им далеко внизу, на дне свалки. Чайки носились и кричали над горами мусора, по которым шныряли крысы, а в самом низу, в цветущем уголке, в безопасности книжной страницы, мужчины и женщины, окутанные сиянием интеллекта, двигались в эстетичном непрестанном танце. Пул, скользя, осторожно спускался по мусорным кучам к идеальному саду, но с каждым шагом лишь отдалялся от него.
5
Разбудил его плеск воды – Джуди принимала душ. Через несколько минут она вошла в спальню, завернутая в длинное розовое полотенце.
–Ну что ж,– сказала она.– Мне надо на работу. Ты по-прежнему настаиваешь на том, чтобы ехать в Нью-Йорк?
–Я должен ехать.
Она достала из шкафа платье и покачала головой, будто решив для себя, что дело безнадежно.
–Тогда у тебя, наверное, не останется времени сегодня заглянуть ни в офис, ни в больницу.
–Может, заскочу на минутку в больницу.
–Может, ты заскочишь в больницу и уже оттуда поедешь в Нью-Йорк?
–Именно так.
–Надеюсь, ты помнишь, что я сказала вечером,– она сдернула платье с плечиков и хлопнула дверью в гардеробную.
Майкл поднялся с кровати. Он чувствовал себя усталым и подавленным, но уже больше не актером, и больше не казалось, что его поместили в чужое тело. И тело, и несчастье были его собственными. Он решил отнести Стейси Тэлбот еще одну книгу и рылся на полках, пока не нашел старенький томик «Грозового перевала» сего же подчеркиваниями.
Перед уходом из дома он спустился в подвал, чтобы заглянуть в чемодан, куда убрал кое-какие вещи Робби после его смерти. Он не рассказывал об этом Джуди, поскольку она настояла на том, чтобы они раздали или уничтожили все, что принадлежало их сыну. Чемодан тот был неуклюжим пережитком тех далеких дней, когда родители Майкла отправлялись в морские путешествия. Когда же Майкл и Джуди переехали в Вестерхольм, они наполнили его книгами и одеждой.
Майкл опустился на колени и открыл крышку. Здесь покоились бейсбольный мяч, рубашка с короткими рукавами с вышитыми лошадками, потрепанный зеленый диметродон и целый набор пластиковых динозавров поменьше. На самом дне лежали две книги – «Бабар» и «Бабар: царь слонов». Пул взял обе книги и закрыл чемодан.
29.Опознание
1
Через полтора часа, двигаясь словно на автопилоте в сторону Манхэттена, Майкл наконец заметил на соседнем сиденье старенькую книжку «Грозовой перевал» издательства «Риверсайд» ипонял, что продержал ее в руке все то время, что находился в больнице. Подобно очкам, которых вдруг хватился их владелец, не подозревая, что они у него на носу, книга сделалась прозрачной и невесомой. Теперь же, как бы в компенсацию за свое недавнее деликатное поведение, книга казалась плотной, как кирпич, и достаточно тяжелой, чтобы просели пружины машины. Первым порывом Майкла было выбросить книгу в окно, а потом остановиться на заправке, позвонить Мерфи и сказать, что он не сможет прийти на опознание. Справятся без него: Биверс и Линклейтер опознают Спитальны, а Мэгги скажет, что именно он пытался убить ее, и на этом все закончится.
Затем мелькнула мысль: ему крайне необходимо что-то, что помогло бы наполнить день реальностью, и для этой цели поездка в Нью-Йорк на опознание подходила лучше всего.
* * *
Он поставил машину в гараж на Университетской площади и пешком отправился к зданию участка. За последние несколько дней погода наладилась, и, хотя температура все еще не поднималась выше сорока градусов
[119], в воздухе ощущалось просыпающееся тепло. По обеим сторонам Гринвич-Вилледжа люди поколения чуть моложе Пула шли без пальто, улыбались и выглядели так, словно вырвались из заключения на свободу.