− Жаль, нельзя назвать твоему Богу и это имя! — с тихой злостью произнесла Риган и, взяв со стола красный камень, добавила: − Я сделаю, что ты сказала. Но как я узнаю, что всё получилось?
− Ты не хочешь замуж за старика? Так ты и не выйдешь. Твоя свадьба расстроится ещё до завтрашнего заката. Вот так ты и узнаешь, − ответила колдунья и снова как-то странно усмехнулась, а затем подвинула кольцо к краю стола со словами: − Забери. Истинный Бог не берёт такой платы со своих дочерей. А если нужно будет что-то ещё, пошли ко мне свою служанку, ту, которая стоит за дверью. И вот тебе свеча, её нужно будет зажечь…
Она протянула ей чёрную свечу и рассказала, что делать дальше.
Риган ушла, ощущая в себе какую-то особенную решительность. То ли она питалась яростью и осознанием предательства от той, кого она сама же облагодетельствовала, то ли ревностью, а может, тем камнем, что она спрятала в кармашек на поясе? Ей показалось, что от камня шло особенное тепло, оно проникало под кожу и растекалось по венам, ускоряя кровь и рождая желание немедленно что-нибудь совершить. Оно толкало вперёд, придавало ей хладнокровия, а уму — необычную ясность. Её желания, наконец, обрели чёткую форму, и Риган понравилось это новое состояние. Никакого страха, никаких сомнений! Возвращаясь в замок, она всё обдумала по дороге и решила не вершить поспешной мести. Надо сделать всё так, чтобы Игвар не подумал, будто она имеет к этому хоть какое-то отношение.
И хотя ей стоило очень больших усилий смотреть на Лирию как ни в чём не бывало и говорить с ней, но маленький красный камень в кармашке пояса придал ей сил. Лирия вчера сама заговорила о том, что хочет отправиться обратно в Миндейл, но тогда Риган отмахнулась от её просьбы. А вот сегодня она с притворной печалью в голосе сказала ей, что, раз вопрос с браком решён, то и удерживать Лирию она больше не может. Скоро ей самой уезжать, и пора развлечений прошла.
Лирия выслушала её молча и как будто даже обрадовалась. Ответила, что завтра же отправится в путь, и ушла, а Риган послала верную служанку за ней проследить. Она была уверена, что перед тем, как покинуть Талламор, она обязательно встретится с Игваром, если колдунья не соврала.
И, когда Бренна вернулась и сказала, что Игвар и Лирия виделись на верхней галерее и даже поцеловались, а потом договорились встретиться на рассвете в Священной роще, последние сомнения исчезли.
Риган положила камень под подушку и легла в постель. Она закрыла глаза и представила, как её, наряженную в парчу и соболиные меха, отправляют с мерзким старым мужем прочь из Талламора, а в это время Игвар и Лирия целуются и смеются. Она представила это так ярко, будто всё это уже случилось, и такая едкая жёлчь разлилась в её душе, что даже подушка стала горячей. Она сунула руку проверить, что там с камнем, и чуть не обожглась. Камень раскалился и едва дыру не прожёг в простынях.
Риган едва дождалась полночи, ворочаясь с боку на бок, в голову так и лезли картины того, как счастливы будут Игвар и Лирия, и как она сама будет несчастна, похороненная навечно во владениях Нье'Омахов, затерявшихся среди бесконечно густых лесов. И, когда месяц поднялся над кромкой леса, означая, что полночь вот-вот наступит, она оделась, кликнула Бренну и, взяв свечу и огниво, вышла из своих покоев, закутавшись в длинный плащ и накинув на голову капюшон. Крепостные ворота были открыты из-за праздника, а перед ними вдоль рва стояли лагерем войска Талламора, которые созвали для охраны. Риган без труда пересекла мост и, дойдя до стены, у которой обычно сидели юродивые и нищие, остановилась, перевела дух и достала чёрную свечу.
Вот теперь ей на какое-то мгновенье стало страшно. И хотя здесь ей ничего не грозило, войска короля располагались совсем близко, но в последний момент закралась мысль, что, может быть, ей не стоит всего этого делать. Ведь колдовство может привести к дурному… Но едва она снова представила вместе Игвара и Лирию, а себя — в постели старого найта, то, не раздумывая, чиркнула огнивом.
Свеча вспыхнула и загорелась ровно, словно внутри фонаря. Пламя не колебалось, даже ладонью прикрывать не пришлось. Риган вдохнула и пошла вдоль стены, высматривая подходящую добычу. Кто-то зашевелился и закашлял, и она вздрогнула, но не отступилась. Шла и думала только об одном, а вдруг ей никто не попадётся? Но, будто услышав её сомнения, от стены отделилась тень, и перед Риган появился один из воинов короля. Он едва стоял на ногах, шёл, пошатываясь, держа в одной руке глиняную бутылку, и этот человек показался ей самым лучшим вариантом.
− Стой! — произнесла Риган. — Именем короля Тибрайда, отвечай, как тебя зовут?
− А ты ещё кто? — воин прищурился, вглядываясь в девушку, и приложился к бутылке.
— Я… Сестра короля! — громко ответила Риган, собрав всю свою волю в кулак.
Пьяный воин расхохотался и шагнув ей навстречу, пробормотал:
— Ага! Как же! А я тогда брат короля! Ги−ик−деон, − воин икнул и хотел снова отхлебнуть из бутылки, но в этот момент его желудок взбунтовался, и воина бурно стошнило прямо на стену.
− Нет! Нет! Нет! — испуганно прошептала Риган.
Снова чиркнула огнивом, потом ещё раз и ещё, но свеча никак не хотела загораться. Туча скрыла собой месяц, не стало даже его скудного света, и Риган неожиданно увидела, как в темноте клубится что-то ещё более тёмное, словно дым, обвивая невидимую башню и поднимаясь всё выше и выше. А затем услышала тихий шелест, будто огромное тело ползло по каменной кладке. Риган заворожённо вглядывалась в этот мрак, и внезапно перед ней из темноты проступили глаза с узкими вертикальными зрачками, в них горело яркое пламя, и они смотрели прямо на неё. Страх сковал рёбра железным обручем, сдавил горло, заставил онеметь пальцы, а ноги — прирасти к земле. И она бы, кажется, упала без чувств, но откуда-то со стороны лагеря послышались пьяные голоса, заставив Риган моргнуть, очнуться и вынырнуть из оцепенения. В этот миг ей стало по-настоящему страшно. Страшно до дрожи в коленях и холодного пота, стекающего по позвоночнику. Она отшвырнула свечу и огниво и, подхватив полы плаща и юбку, бросилась бежать. Бренна последовала за ней, тихо причитая на ходу, но Риган не слышала ничего, кроме: «Подождите, госпожа, вы же убьётесь!».
Она, и правда, пару раз чуть не упала и смогла выдохнуть, лишь оказавшись на галерее, ведущей в её собственные покои. Заперлась изнутри, отправив Бренну за вином и велев молчать о том, где они были, а сама вымыла лицо и руки и зажгла все свечи, какие нашла в комнате. Руки дрожали, и она заляпала весь подол каплями горячего воска, но оставаться в темноте ей было страшно.