Рябиновая невеста - читать онлайн книгу. Автор: Ляна Зелинская cтр.№ 54

Неужели это Фэда взяла бумаги? Видимо, испугалась, что теперь Олинн заняла её место, стала наследницей земель ярла? Да ей ни к чему эти земли! Они теперь всё равно принадлежат королю!

И не столько её расстроило то, что бумаги пропали − ведь сестра, скорее всего, их сожгла − сколько понимание того, что Фэда вообще так поступила.

До этого мгновенья Олинн даже не думала, что это может быть важно для Фэды. Она не воспринимала всерьёз то, что отец написал в этих бумагах в порыве ярости. Как же Фэда не понимает, что это не дар и не благо! Эти бумаги — проклятье!

Разочарование ощущалось привкусом горечи во рту.

Что теперь её ждёт? Фэда её прогонит? Наверное. Теперь понятно, почему она вчера сказала, что ей нельзя просто так здесь оставаться. Сошлётся на мужа, и выставят её за дверь на все четыре стороны. Тогда зачем это платье, зачем всё это мытьё-причёсывание и служанка? Может, так Фэда хочет загладить вину перед ней? Она всегда была неравнодушная к нарядам и драгоценностям, думает, наверное, что новое платье поможет забыть обиду.

Она терялась в догадках и не знала, что и думать. Ей хотелось верить в то, что Фэда поступает так потому, что сама здесь никто, что она боится и за свою жизнь. И может, она права, может, их вообще стоило сжечь, мало ли кому на глаза попадутся эти бумаги?

Но звезда в руке всё сильнее пульсировала болью, будто возражала или предостерегала. Казалось, что она растёт, прорывая кожу острыми гранями, и Олинн привычным жестом сжала руку в кулак.

Да угомонись ты уже!

Разговаривать со звездой, пусть и мысленно, вошло у неё в привычку.

Они шли по нежилой части замка, в коридоре и на галереях было темно. Ислид несла в руках фонарь, держа его высоко над головой и постоянно предупреждая Олинн:

— Тут ступеньки стёрлись… А тут порожек… Здесь скользко, вода протекла с крыши…

Затем они вошли в башню, долго спускались по винтовой лестнице, поворот за поворотом, и Олинн не заметила, как добрались до первого этажа. Ислид распахнула дверь, и из темноты и сырости башни они внезапно вынырнули на ярко освещённую галерею. Повсюду жаровни, фонари, факелы, и… стража!

У дверей стояло двое воинов-южан с алебардами, их не трудно было узнать по гербам на плащах-сюрко* надетых поверх кольчуг.

Она даже не успела попятиться, чтобы юркнуть назад в спасительную темноту башни, как один из стражей захлопнул за ней дверь. Олинн замерла, беспомощно оглядываясь на суету вокруг: слуги бегали с подносами еды, двое мужчин катили бочку с элем, и со стороны распахнутых дверей в большой зал слышались громкие возгласы и смех. В обоих концах галереи тоже виднелись стражи — в их начищенных алебардах отражалось пламя факелов.

Ислид оглянулась нетерпеливо и, видя, что Олинн застыла, как вкопанная, схватила её за руку и потащила за собой со словами:

− Да, идёмте же! А то, как бы господин не рассердился!

Господин? Какой ещё господин?!

Но задать свой вопрос она не успела. Большие двустворчатые двери распахнулись, и в мгновение ока она оказалась на пороге Медового зала, в котором было полно гостей. Может сотня, а может и больше.

Вдоль стен расположились длинные столы и ряды лавок, а в отдалении, в противоположном конце, их соединял ещё один большой стол, покрытый алой скатертью — для самых важных гостей. Или хозяев…

Олинн успела выхватить взглядом подвешенные на цепях люстры с множеством свечей и светильники на стенах, слева большой камин, в котором на вертелах томились, дожариваясь, гуси и утки, а с другой стороны — бочки с элем и мёдом. Рядом с ними разливающий споро наполнял кружки деревянным ковшом. Столы ломились от множества блюд, и слуги носились как угорелые, принося всё новые и новые угощения.

Дальняя часть зала утопала в сумраке, и кто сидел за столом, укрытым алой скатертью, Олинн не разглядела, но не сомневалась, что там сидит сам король. Позади него стену украшал огромный штандарт с зелёным деревом, а по обе стороны, между головами оленей и лосей, висели штандарты поменьше.

В углу у камина большой грудой были свалены круглые щиты пленённых северян — свидетельство победы. И судя по тому, как одетый в цвета короля Гидеона воин дробил их молотом, именно ими сейчас и топился камин. Каждый удар молота сопровождался радостными возгласами гостей и стуком кружек по столу. А справа от входа на широкой лавке трое скальдов наигрывали какую-то весёлую мелодию, ударяя в бубен всякий раз, когда молот с треском дробил очередной щит.

Всё это в мгновенье промелькнуло у Олинн перед глазами, и она даже не успела сразу понять всей нависшей над ней опасности. Но в тот же миг откуда-то из угла с музыкантами вынырнул раскрасневшийся бородатый герольд в праздничном одеянии. Он выудил из-под лавки длинный посох, стукнул им трижды по полу, требуя внимания, и натужно протрубил в рог. А затем крикнул зычно, так, что перекричал весь многоголосый хор пьяных гостей:

− Славные воины короля! С той стороны реки, где туманы густые и белые, как соболиная шкура, а болота орошает клюквенная кровь, к нам пожаловала красавица Олинн из неприступной крепости Олруд! Так поприветствуем красавицу-северянку и гостью нашего короля, да осенит его милостью истинный бог! И поднимем сегодня наши кружки за славного командора Игвара Нье'Айрха из клана Дуба, который взял неприступную крепость Олруд за одну ночь! Нет на Севере боле неприступных крепостей! Скёлль!

−Скё−ё−ё−л−ль! Скё−ё−ё−л−л−ль! Скё−ё−ё−л−ль! — проорали десятки пьяных глоток так громко, что под сводами забилось пульсом тяжёлое густое эхо.

Олинн даже уши зажал от испуга.

Снова протрубил рог, кружки застучали по столу, и музыканты подхватили веселье, с утроенной силой забренчав радостную мелодию.

Вот ты и попалась, лягушка глупая! Эх, Олинн, Олинн! Пришла сама прямо волку в пасть!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

На неё уставились десятки глаз и за столами в какой−то миг повисла тишина, ничего кроме музыки. Герольд тронул Олинн за локоть и шепнул:

−Иди, поприветствуй короля.

А у неё ноги пристыли к полу. В Олруде, конечно, она видела пиры, но там было куда меньше народу, и она знала если не всех, то большую его часть. К тому же во главе стола всегда сидел отец, и ей нечего было опасаться. А здесь…