— Какие дружки?
— Кто там у тебя? Хомский, Клязьмин… Может, у вас там целая банда. Делиться с пацанами не хочется, да, Тарабаев? Да и зачем, если ты сам все сделал, правильно?
— Что сделал?
— Деньги у Власова хапнул.
— Да не хапал я! Не надо мне липу шить, начальник!
— Спокойно, не нервничай. Мухин тебе говорил, что не грабил Власова?
— Говорил.
— Ты же из него отбивную сделал, а он ничего не сказал.
— Ну да, твердый орешек.
— Зачем ему деньги на том свете?
— Так а я о чем! — заявил Тарабай. — Именно это я у него и спросил перед тем как…
— Видишь ли, Тарабаев, то, что ты натворил, это даже не покушение, а убийство чистой воды. А мы тебя теперь в грязную столкнем. Вместе с тазиком. Если в ограблении не признаешься.
— Не грабил я Власова! Не я это!
— А кто?
— А что, больше некому?
— Например?
— Я не знаю…
— Кто еще мог знать, что Власов держит у себя в погребе сейф с деньгами?
— Зотов знал. Вот ведь сука редкостная! — взревел Тарабай.
— Что такое?
— Он и дернул бабки, а мне фуфло подсунул, то есть Мухина!
Малахов качнул головой, глядя на арестанта.
«Зотова мы уже закрыли, допросить его не проблема. Я этим обязательно займусь, — подумал он. — Очень хорошо будет, если тот признается в хитрой комбинации. А если нет? Мухин точно не расколется, даже если виновен. Если он садистские пытки выдержал, то и на допросе не сдастся».
Форму Штанов гладил каждый день, в погоны вставлял жесткие вкладыши, а в грудь — колесо, чтобы ходить гоголем. Но это ему мало помогало. Он так и оставался неказистым на вид.
Зато жена у него была знатная. Любе всего двадцать шесть стукнуло. Кожа у нее гладкая, чистая и нежная, как у юной девочки, лицо пышет молодостью, как роскошная грудь — жаром. Женщина сдобная, кровь с молоком, взрослая, серьезная, основательная, самостоятельная, такая нигде не пропадет. Высокая, статная. Рядом со своей женой Штанов смотрелся прыщиком на ее пышной груди пятого размера.
Душа у нее такая же широкая, раздольная. Мужикам казалось, что Люба не блюдо с пирогом на стол ставила, а душу свою подавала. Дескать, вот вам, наваливайтесь всем скопом, пробуйте, жуйте и наслаждайтесь. Не улыбка у нее, а милости просим. Пироги просто объедение, Артем уже набрал два лишних килограмма, а она в Новогорск возвращаться даже не собиралась. Что же дальше будет?
— Эх, Люба, что же ты со мной делаешь? — сказал Малахов и весело улыбнулся, поглаживая сытый живот. — Как говорят в таких случаях, придется тебе на мне жениться. Выйдешь за меня замуж?
— Если с мужем разведусь, — глянув на Штанова, сказала она.
Тот напрягся, вытянулся в лице, но ничего не сказал, только с надеждой посмотрел на жену.
— Так в чем же дело?
— Я не смогу с ним развестись. Как я потом без любви жить буду?
— Почему без любви?
— Потому что если я влюбилась, то это раз и навсегда. Никого больше никогда не полюблю. А если кто-то вдруг в этом сомневается!.. — Люба уперла руки в боки, выразительно глянула на мужа.
— Команды сомневаться не было! — заявил Павлов, расплылся в улыбке и сам попал под ее сокрушительный взгляд.
Мол, ну-ка скажи еще что-нибудь!
Люба не злилась, даже усмехалась, но Макс не решился схлестнуться с ней в словесной дуэли. А вдруг проиграет?
— После такого ужина в сон клонит, — сказал Малахов.
— Так время уже, — сказала Люба и удивленно глянула на него.
Часы показывали половину десятого вечера, не так уж и поздно.
— А у нас еще планы на завтра не подписаны, — заявил Артем и выразительно посмотрел на Павлова.
Макс, конечно, молодец, рискуя жизнью, спас Мухина от верной смерти, но дело так и не раскрыто. Кто сжег Власова вместе с его домом? И Зотов молчит, и Тарабай со своими подельниками.
— А что завтра? Рыть будем! — заявил Павлов. — Мухин сказал, что громила в дом к Власову ворвался, сначала хозяина ударил, потом его.
— Мухин сам под кого-то, похоже, рыл, — сказал Груздев. — Причем в прямом смысле.
— Деньги закапывал? — мгновенно среагировал на это Макс.
— Может, и деньги. Ботинки мы у него в доме грязные нашли. Они у самого порога стояли. Он их даже в дом занести постеснялся.
— Деньги закопал и разулся.
— Я так и подумал, — сказал Груздев. — Мы весь дом осмотрели, куда только можно заглянули, Цыганочка работала. Но нет, глухо!
Все это Малахов уже знал, ему Груздев докладывал. Макс со Стасовым в это время в сауне оттаивали после холодного купания. Водочки на грудь приняли, сказали, что для двустороннего прогрева. Артем не возражал. Заслужили парни.
— А про ботинки ты чего вспомнил? — спросил Павлов. — Что в них такого особенного?
Малахов кивнул. Очень может быть, что грязные ботинки не просто так крутились в голове у Груздева, если он о них вспомнил. Правильно Макс вопрос поставил.
— Да грязь какая-то непонятная, с желтизной.
— Глина?
— В общем-то, ничего особенного, но такого грунта на участке у Мухина нет. Может, где-нибудь на глубине, когда копал, наступил.
— Я знаю место, где такая глина наружу выходит, — сказал Макс.
— Да много таких мест.
— В огороде у Власова только одно.
— У Власова? — Малахов повел бровью.
— Там тропинка у него от дома к реке, я случайно наступил, еле потом отмыл.
— Вот и Мухин мог наступить.
— В том-то и дело.
— Но мы и без того знаем, что Мухин был у Власова, — сказал Малахов.
И в самом деле грош цена такой улике.
— Да он этого и не отрицает, — сказал Макс.
— Вопрос в том, когда именно он ушел, до пожара или после.
— Я так понял, что до.
— Ты так понял или Мухин так сказал?
— А что он мог сказать, если почти все время без сознания был? Завтра во всех подробностях его допрошу.
— Он будет утверждать, что ушел до пожара, а ты должен будешь прижать его показаниями свидетелей, которые видели его уже после.
— Так собирались мы в поселок…
— Давайте вы будете собираться завтра! — наконец-то не выдержала Люба.
— Давай завтра, — согласился Артем и даже поднялся с дивана, чтобы помочь ей убрать со стола.
Должна же быть хоть у кого-то совесть.