– Немного времени? – удивилась мать Джонатана. – Больше последних восемнадцати лет? Больше, чем вообще прожил мой внук?
Дэвид пожал плечами.
– Как я уже сказал, ей, возможно, потребуется немного времени, чтобы прийти в себя. Пойдемте кофейку выпьем. Проходите на кухню, – пригласил он Грейс. – Наоми, у нас сладенькое что-нибудь есть?
– Разве мы не на Лонг-Айленде? – с улыбкой поинтересовался Митчелл. – Вот так узнаёшь, что ты на Лонг-Айленде: тебя угощают кофе с чем-то сладеньким. Идем, Грейс. Кофе будешь?
– Буду, – ответила Грейс. – Спасибо.
На кухне, сохранившей популярную в 1970-х годах отделку в золотисто-белых тонах с простым столом со столешницей из прочного пластика, Митчелл выдвинул для нее стул и отправился варить кофе. Следом вошли родители. Дэвид сел напротив Грейс, а Наоми, по-прежнему не говоря ни слова, открыла холодильник и достала молоко и сине-белую коробку. В комнате было очень чисто – поразительно чисто, подумала Грейс, – однако кухней, очевидно, пользовались много и часто. На полке над плитой стояли приправы в маленьких стеклянных банках, каждая с наклейкой и с написанной от руки датой. Кастрюли, висевшие на крючках, закрепленных на декоративной перекладине, были из добротной нержавеющей стали и потускнели от долгого использования. Грейс посмотрела на свою свекровь, когда та поставила коробку на стол. Наоми никак не отреагировала на ее взгляд. Джонатан всегда говорил, какая она холодная и сдержанная. Ужасная мать. По крайней мере в этом он не соврал. Однако он ни словом не обмолвился о ее кулинарных способностях.
Митчелл взял нож и разрезал кофейный торт, украшенный колечками из миндаля и политый белой сахарной глазурью. Не спрашивая, он придвинул кусочек к гостье, и Грейс взяла его, ничего не ответив.
– Наверное, вам трудно пришлось, – начал Дэвид, принимая кусочек торта. – Мы очень, очень часто о вас думали. Хочу, чтобы ты это знала. И пару раз мы пытались позвонить, но к телефону в Нью-Йорке никто не подходил. Мы подумали, что вы уехали, это очень благоразумно.
Грейс кивнула. Казалось так странно разговаривать с ними, тем более на эту тему. Об их родном сыне и том, что он натворил! О том, что он сделал с ней и с Генри. И все же они казались такими… безответственными и ненадежными. Будто бы никак не отвечали за случившееся. Могли ли они даже теперь игнорировать тот факт, что все произошло отчасти из-за них: из-за безразличия к жизни сына, из-за вредных пристрастий (алкоголизм у Наоми, злоупотребление транквилизаторами и снотворным – у Дэвида)? Своим вопиющим и неприкрытым отношением к Митчеллу как к любимчику, который так и не окончил колледж и толком никогда не работал, разве что временно и на простейших работах, где требуется минимальный уровень знаний? Который по-прежнему, в его-то возрасте, живет в родительском доме? Глядя на них, Грейс в какой-то момент ощутила отголосок негодования и обиды самого Джонатана на семью, которая должна была его поддерживать, но этого не делала. Сколько же горя они ему принесли! И это была не его вина.
– Я отвезла Генри в Коннектикут, – минуту спустя сказала она. – У нас там дом. Летний дом.
– Где свадьбу праздновали, – весело откликнулся Митчелл, разливая для всех кофе в коричневые кружки.
– Да. Ты там, конечно, присутствовал.
– Разумеется. Тогда я еще пытался.
– Пытался? – не поняла Грейс. – Пытался – что?
– Наладить отношения с братом, – ответил Митчелл, по-прежнему улыбаясь. Улыбка казалась его привычным и всегдашним выражением лица. – В нашей семье я главный штатный оптимист, – продолжил он. – Ничего не могу с этим поделать. Лучше в жизни ничего не знаю. Я понял, что он женится на умной девушке. Заметил, что она – прекрасный человек. Интересуется психологией и собирается стать психологом. Я прямо задрожал от счастья.
«Задрожал от счастья», – подумала Грейс, стараясь оценить и вникнуть в эти слова.
– Я подумал: «Грейс поспособствует тому, чтобы он восстановил отношения с мамой и папой». Разумеется, он попросил нас не приезжать на свадьбу.
– Вас же пригласили, – удивилась Грейс. Она лично писала и рассылала приглашения.
– Да, знаю, но он позвонил и попросил нас не приезжать. Однако я, главный штатный оптимист, все равно поехал. Я очень переживал, что пришлось уехать в разгар праздника. Надеюсь, тебе это известно.
Естественно, ей это было неизвестно. Откуда ей вообще было знать о его переживаниях. Грейс пробормотала что-то нечленораздельное и сделала глоток кофе. Тот был с ароматом фундука, отчего ее немного затошнило.
– Знаешь, это он велел мне уехать.
Грейс поставила кружку на стол.
– Кто? Джонатан?
Митчелл кивнул.
– Конечно. Сразу после официальной церемонии. Подошел ко мне и сказал: «Супер. Ты заявил о своем присутствии. А теперь вали». А мне не хотелось никому доставлять беспокойство. Так что я по-тихому слинял. – Он положил себе в кофе сахар и принялся его размешивать. – Кстати, сама церемония показалась мне очень красивой. Как твоя подруга о твоей маме говорила. Я даже немного всплакнул. Я с тобой был едва знаком, а маму твою вообще никогда не видел. По словам твоей подруги чувствовалось, как сильно ты любила не только маму, но и подругу.
– Виту, – сказала Грейс. Она много лет не вспоминала теплые слова Виты о своей маме. Впоследствии огромная боль от одной утраты только усилилась другой болью – от потери подруги. – Да, говорила она прекрасно.
– Так, значит, ты теперь живешь в Коннектикуте? С Генри? А как у него со школой?
– Он ходит в местную среднюю школу, – ответила Грейс. – Вообще-то в этом плане все устроилось просто прекрасно. Мне кажется, он, доволен новой школой даже больше, чем прежней. Он подружился с хорошими ребятами. Играет в школьном оркестре.
– И на каком инструменте играет? – спросила Наоми. Это были ее первые слова с той минуты, как они сели за стол.
– На скрипке. Он занимался музыкой в Нью-Йорке до нашего отъезда. Причем довольно серьезно, – зачем-то добавила Грейс.
– Ага! – воскликнул Дэвид. – Еще один скрипач из Саксов. Мой дед играл в Кракове клезмерскую музыку. А дядя до сих пор ее играет. Ему уже за девяносто.
– Нет, нет, – покачала головой Грейс. – Он играет на академической скрипке. Преподаватель у него очень строгий. Набирает учеников только из тех, кого считает… – Но тут Грейс прислушалась к своим словам и осеклась. – Ну, надеюсь, он продолжит играть. Он у меня талантливый. На самом деле, – продолжила она, – у нас в Коннектикуте есть сосед, который предложил учить его народной скрипке. Играть какую-то шотландскую музыку. Наподобие кантри.
– Троюродная сестра клезмера! – восторженно воскликнул Дэвид. – Именно это я и хотел сказать. А у Генри будет бар-мицва?
Грейс поглядела на Дэвида. Да разве можно сейчас говорить об этом? Именно об этом? Как будто их сын, которого они не видели много лет, не убил женщину и не сбежал, бросив их всех. И теперь они, случайно встретившись, сидели за одним столом и вели непринужденные разговоры.