Смотрите, как мы танцуем - читать онлайн книгу. Автор: Лейла Слимани cтр.№ 58

Амин в ужасе потянул Матильду за плечо. Показал пальцем на крестьян:

– Они должны уйти. Я не хочу, чтобы они на нас смотрели.

Матильда погладила его по руке:

– Многие уже ушли, разве не видишь?

Действительно, под каучуковым деревом сидели только дети, они обеими руками держали бутылки с газированной водой и дули в них, извлекая громкие звуки. Вдалеке маячили фигуры уходивших в деревню крестьян. Один из мужчин обнимал женщину за талию. Амин несколько раз тряхнул головой, как ребенок, которого успокаивают после ночного кошмара. Тогда Матильда поняла, что ее муж всю жизнь боялся, как бы у него не отняли все то, чего он достиг. Для него счастье было невыносимым, поскольку оно украдено у других.

Амин продвигался вперед шаг за шагом, как черепаха – достойное и трудолюбивое создание. Он шел к скромной на первый взгляд цели: дом, жена, дети – и так и не понял, что едва он достигнет этой цели, как она его изменит. Пока он боролся, пока ощущал угрозу со стороны других людей и своенравной природы, пока работал до изнеможения, он чувствовал себя сильным. Но легкая жизнь, успешность, богатство пугали Амина. Его тело было отравлено, раздуто от буржуазного благополучия. Он был словно утративший округлость и упругость плод, который вымочили в собственном соку. Люди думали, что он богат. Люди думали, что ему повезло, и просили, чтобы он с ними поделился, хотя бы немного. Чтобы исправил несправедливость и недосмотр судьбы.

Как могли они быть такими счастливыми? Когда Мехди, спустя тридцать лет после свадьбы, сидел в тюремной камере в Сале, этот вопрос не давал ему покоя. Он мысленно возвращался к первым годам жизни с Аишей, испытывая тоску по тем временам и вместе с тем стыд. Их счастье не поддавалось объяснению. Впоследствии он жалел об ушедших годах, испытывал угрызения совести оттого, что ни о чем тогда не тревожился, не боролся, не выступал против темных сил, постепенно завладевших страной.

Большинство его сокамерников были моложе его и ничего не знали о той эпохе. Они не могли его понять. Не могли догадаться и о том, что этот молчаливый господин в костюме, отбывавший срок в тюрьме общего режима и куривший одну сигарету за другой, напряженно обдумывал не столько будущее, сколько прошлое. Прислонившись к сырой стене, Мехди мысленно вел судебный процесс. Он выступал на нем одновременно как судья и как обвиняемый, и его преступление не имело ничего общего с тем, что привело его за решетку. Оно было гораздо более тяжким и страшным. Оно не определялось ни одной статьей законодательства, а к смягчающим обстоятельствам можно было отнести молодость, беззаботность, честолюбие и желание творить добро. Лукавя перед самим собой и до конца себе не веря, он внушал себе, что все поступали точно так же. Он знал это, потому что видел этих людей. Он делил с ними это счастье, эти беззаботные годы, наполненные трудом и праздниками. Ночные пикники на пляже. Бег в мешках по краю поля. Охота, морские прогулки под парусом. Загородные жилища от скромных пляжных домиков до дорогих особняков. Эта чертова элита, о которой ему все уши прожужжали. Все эти годы он обманывал себя. Сочинял одни и те же жалкие истории, которые так легко опровергнуть. Он убедил себя в том, что оказался между волками и овцами. Между теми, кто ворует, и теми, кого обворовывают. Он играл роль овчарки, чье предназначение, с одной стороны, – стеречь стадо, а с другой – не подвергать опасности власть. До определенного момента этот компромисс представлялся ему вполне приемлемым. Однако раз за разом, словно внезапная боль, словно биение пульса в висках, словно удар под дых, его настигал один и тот же вопрос. Как ты мог быть так счастлив? Счастлив, несмотря на теракты, смертные приговоры и заключение в секретные тюрьмы? Счастлив, несмотря на произвол, страх, перешептывание за спиной, угрозу попасть в опалу? Бесконечно счастлив с женщиной, чье лицо ему снилось. Ее улыбку он фотографировал сотни раз. Взгляд ее темных глаз был решительным, как взгляд отважного воина. Ее улыбка освещала весь мир. Ее руки дарили ему безграничную радость.

Ему следовало бы выбрать другую жизнь. Жизнь, в которой он преподавал бы и писал книги, и этого ему было бы довольно. Да, закрыться в укромном уголке и писать о том, что сам пережил и перечувствовал. Он предал свою мечту, не сумел сохранить душу чистой, а сердце открытым, и от этого ему хотелось плакать. Он мог бы научить своих детей уважать скромность и истину. Он сказал бы им то, что когда-то говорил ему отец: «Султан, он как верблюд: топчет все, что попадается под ноги, и смотрит только на горизонт. Держись от него подальше». В последние месяцы перед тем, как уйти насовсем, Мехди тосковал по той жизни, которой у него не было. Не о судьбе героя, а о жизни простого человека. В сущности, думал он, мы, вероятно, не достойны быть свободными. Без малого в шестьдесят лет, оказавшись в камере вместе с насильниками, наркоторговцами и убийцами, он понял странную вещь. Возраст не избавляет от иллюзий. Все было бы значительно проще, если бы идеалы действительно умирали. Если бы со временем они исчезали навсегда, не находя в нас никакой опоры. Однако иллюзии никуда не деваются, они тихонько прячутся где-то внутри нас. Потертые, выцветшие. Как угрызения совести или старая рана, которая ноет накануне ненастья. От них не избавиться. Можно только сделать вид, будто тебе все равно. Все эти годы он находился как бы во внутренней эмиграции. В нем сохранилась скрытая личность, обреченная на немоту и неподвижность, она прорывалась наружу крайне редко. Всю жизнь он боялся себя больше, чем остальных.

Как человеку удается всю жизнь быть трусом? Просыпаться как трус, одеваться как трус, завтракать и обедать как трус, любить женщину, в глубине разума и сердца осознавая свою трусость? Как со всем этим можно жить? И быть счастливым?

Мехди с Аишей поселились в трехэтажном доме в верхней части Рабата. Из окон их спальни открывался вид на долину Бу-Регрега, а в ясную погоду – на городок Сале. Обставляя жилище, они купили на блошином рынке старый кожаный диван, длинный деревянный стол на резных ножках и большой шкаф для книг Мехди. Они были небогаты, но для них это не имело значения. Почти все время они проводили на работе, а на развлечения, поездки в горы и на Средиземное море в свободные дни им вполне хватало зарплаты. Они не тревожились о будущем. Они знали, что сделали правильный выбор.

Аиша несколько месяцев колебалась, потом решила специализироваться в акушерстве и гинекологии. Возможно, в какой-то мере на нее повлиял пример доктора Драгана Палоши, утолявшего ее жажду знаний в детстве. Или воспоминание о женщине, несколько лет назад рожавшей в дуаре и разрешившейся мертвым ребенком. Мехди попытался ее отговорить. Он беспокоился о том, что у нее будет неудобный график, что в неотложных случаях ее будут вызывать к роженицам даже ночью. Честно говоря, эта специальность казалась ему недостаточно благородной. Он испытывал неприятное чувство при мысли, что, занимаясь подобным ремеслом, его супруга будет засовывать голову между ногами других женщин и ковыряться в их вагинах. Столько лет учиться, чтобы делать то же, чем на протяжении столетий занимались неграмотные женщины, – помогать младенцам появляться на свет. Когда они переехали в новое жилище, Мехди подарил Аише книгу «Доктор Живаго». Она не любила, когда он дарил ей книги. Он пытался заполнить пробелы в ее образовании, и его подарки, вместо того чтобы доставить удовольствие, обижали ее. Вечером, когда она без сил возвращалась из больницы, он спрашивал, удалось ли ей прочитать еще хоть кусочек. Аиша оправдывалась. Дело не в том, что ей не хочется читать, но дежурства ее совершенно изматывают, а книга такая сложная. У всех этих русских персонажей такие трудные имена и совершенно безумные отчества, а истории про войну и революцию ей вообще непонятны. Приходится возвращаться к предыдущей главе, чтобы не потерять сюжетную линию.