– Я знаю, кто прочтет! – перебила Мария и, сев на диван, принялась медленным элегантным движением снимать перчатки.
– Великий князь Константин… Николаевич, – Андрей, зачарованный движениями ее рук, силился сообразить, – как глава Государственного совета… Постой, так он же…
– Я виделась с ним сегодня вечером!
– Как? – Андрей сел на стул. – И с ним тоже?
– Да, и теперь я уверена, что мне удастся перехватить это письмо!
Глава двадцать девятая. «Un Ballo in Maschera»
[24]
В Большом театре давали оперу Джузеппе Верди. Пели артисты итальянской труппы Санкт-Петербурга. В театре графиня Волынская должна была встретиться с великим князем Константином. Он прислал ей билет в свою ложу.
Мария появилась в роскошном туалете – темно-зеленое бархатное платье с пышной юбкой было отделано органзой. Декольте окутано полупрозрачной тканью. Платье подчеркивало ее гибкую стройную фигуру. Прическа, напоминающая ту, что носила в молодости императрица, производила впечатление легкой небрежности, но на самом деле был продуман каждый локон. Тонко подчеркнутые косметикой черты лица сразу привлекали внимание. Она была из тех женщин, что заставляют любоваться собой и долго провожать взглядом.
Великий князь Константин Николаевич уже был там. Он стоял в большом фойе недалеко от входа в царскую ложу с группой сановников и не то чтобы увидел, скорее, почувствовал ее появление по легкому трепету, охватившему публику. Как будто легкий ветерок прошелся по садовой листве. Он двинулся ей навстречу, что сразу было замечено – все снова зашептались. Константин понимал демонстративность этого шага, он намеренно стремился к этой публичности. Ведь светские сплетни и разговоры скрепляют отношения не хуже, чем печать – документ.
– Мадам, – он подошел к ней почти вплотную. Публика расступилась, заключая их обоих в кольцо.
– Ваше высочество, – изящно поклонилась графиня Волынская и оперлась о предложенную руку. Образовав пару, они двинулись дальше.
– Очень рад вас видеть. Вам приходилось бывать раньше в этом театре?
– Да, я была здесь с супругом, ныне увы покойным. Он привозил меня в Петербург после нашей свадьбы.
– И как давно это было?
– О, мне трудно сказать. Два или три однообразных года минули с тех времен.
– Смерть мужа стала для вас тяжелой потерей?
– Вы даже не представляете, насколько! – рассеянно проговорила графиня, внимательно осматривая публику.
– Надеюсь, что ваши переживания утратили за эти годы остроту и вам стало легче.
– Да, спасибо, – графиня замолчала, продолжая наблюдать за окружающими.
– Сегодня публики очень много. Спектакль обещает быть ярким.
На самом деле Мария с нетерпением ждала начала спектакля. В Италии ей доводилось бывать на постановках опер маэстро Джузеппе, она была его горячей поклонницей. Особенно ей нравилась опера «Il trovatore»
[25], которая, несмотря на расхожее мнение о чрезвычайно запутанном сюжете, увлекала ее страстностью музыки и драматическими коллизиями. Ее завораживал образ зловещей цыганки Азучены и ее тайна. Она сопереживала трагической судьбе двух братьев, разлученных в детстве, которые, встретившись, становятся смертельными врагами. Отголоски собственной судьбы виделись ей в их соперничестве за внимание Леоноры. Мария вместе с Леонорой всей душой любила Манрико, но и графа ди Луна ей было жаль.
* * *
Мария Волынская и Константин Николаевич неторопливо прогуливались, ожидая начала спектакля. Князь подвел ее к буфету. Повинуясь его легкому кивку, официант кинулся к ним с подносом, на котором стояли бокалы шампанского.
– Прошу вас! – князь протянул бокал графине.
– Благодарю! За что мы пьем?
– За вас! Всегда только за вас!
– За меня или за ту несчастную, которую я вам напоминаю? – графиня как бы невзначай дотронулась до его руки.
– За вас, – повторил князь.
– Бедная Лиза, – со вздохом сказала Волынская.
Константин замер с бокалом в руке.
– А разве я называл вам ее имя?
Графиня улыбнулась.
– Я вспомнила рассказ с таким названием, – тембр ее голоса стал особенно бархатистым. – У знаменитого историка Карамзина есть повесть о девушке по имени Лиза, которая покончила с собой от несчастной любви. Утопилась.
А про себя: «Черт! Черт! Надо же было так глупо себя выдать!»
Князь озадаченно молчал. В его глазах мелькнуло подозрение, он снова и снова всматривался в ее лицо.
– Вы тоже любите читать? – наконец, спросил он.
– Ах, ваше высочество! Я сказала это совершенно случайно, уверяю вас!
– Но…
– Конечно, случайно! Я ничего такого не имела в виду. Вы придаете моим словам слишком большое значение. А все потому что вы все время меня в чем-то подозреваете, – говоря последние слова, Мария обиженно надула губки.
– Простите, простите, моя дорогая, – князь заставил себя стряхнуть оцепенение. – Да, мне действительно пора перестать жить прошлым.
– Ваше высочество, – задушевно продолжила графиня, – раз уж мы с вами стали так… близки, позвольте мне обратиться к вам с маленькой просьбой.
– Для вас, сударыня, все, что угодно.
– У меня небольшое затруднение с бумагами. Это связано с наследством моего бедного мужа.
– Я готов помочь вам. А в чем, собственно, заключается проблема?
– Дело в том, что незадолго до своей смерти мой супруг выкупил закладную на поместье. Но не успел… как это… зарегистрировать ее. И я лишена возможности получать доходы, полагающиеся мне по завещанию.
– Не волнуйтесь, сударыня! Это сущие пустяки. Я завтра же поручу судейской палате разобрать ваше дело вне очереди!
– О, благодарю вас! Вы мой спаситель!
Раздался звон колокольчика, и князь повел ее в зал. У них были места в одной из лож бельэтажа. Великий князь усадил графиню ближе к сцене, чтобы иметь возможность смотреть на нее во время спектакля.
Наконец, дирижер поднял палочку и волшебство началось. Опера «Бал-маскарад» открывается пасторальной прелюдией, светлой и ясной, как пробуждающееся утро, в музыке которой слышится щебетание птиц. И вдруг в басах появляется тревожная тема, из которой сплетается небольшое фугато. Она намекает на злодейский заговор. И мы понимаем: счастье ненадежно, враги не дремлют…
Присутствие Марии необыкновенно волновало князя. Он наблюдал за движениями ее рук, любовался наклоном головы, когда она облокачивалась на балюстраду, ощущал неуловимые касания ткани ее платья. И уже не понимал, ее ли он любит, или попрежнему видит в ней девочку, которую так трагически утратил.