– Как же, помню, – сказала Мирослава. – Описание колбасы есть в «Одиссее» Гомера. И представляла она собой желудок козы, наполненный кровью и салом. А древнегреческий философ, поэт и комедиограф Эпихарм, живший в пятом-четвертом веках до нашей эры, написал комедию «Колбаса».
– Вот видишь! – обрадовался Шура. – У греков рецепт колбасы переняли римляне, которые изготавливали маленькие варёные и копчёные колбаски, скручивая их колечком или связывая цепочкой. Некоторые источники сообщают, что в Древнем Риме делали колбасу даже из… дельфинов.
– Ужас! – сказала Мирослава.
Проигнорировав её реплику, Наполеонов продолжил читать лекцию в защиту колбасы:
– Вот нам часто пытаются внушить, что в Россию колбаса пришла из Германии. На самом деле это не так и у славян была своя колбаса. И первые упоминания о ней относятся к десятому веку. Известно, что на Руси при Святославе и на пирах Владимира подавали ветчинные окорока.
– Но это не колбаса или не совсем колбаса, – не стерпела Мирослава.
– Зато, судя по берестяной грамоте, обнаруженной в Великом Новгороде и относящейся к двенадцатому веку, колбаса в те времена была привычным продуктом! – парировал Наполеонов. – Упоминание о колбасе содержатся в «Домострое» – шестнадцатый век.
Старые русские варёные и копчёные колбасы готовили из свиных кишок, начиняя их свиным мясом с добавлением гречневой каши, перемешанной с мукой и яйцами.
Переселенцы же из Германии только в семнадцатом веке открыли в России колбасные мастерские. Очищенные кишки набивали рубленым мясом, специями и солью, связывали концы и подвешивали в тени, чтобы колбаса провялилась.
У немцев появились ученики из Углича, которые затем открыли свои предприятия.
– Шур! Угомонись! – попросила Мирослава.
Но не тут-то было.
– А ты знаешь, почему говорят – кровь с молоком?
– Понятия не имею!
– Вот! А дело опять-таки в колбасе! – Наполеонов зачем-то облизал указательный палец. – Кровяные колбаски по-домашнему готовят, смешивая горячее молоко, кровь, специи с кусочками шпика, с рисовой, пшеничной, гречневой кашами. Этим фаршем наполняют свиные кишки и жарят на масле. Вкуснятина! – Шура закатил глаза.
Мирослава посмотрела на друга детства с нескрываемой жалостью.
– А в Африке ещё и колбасное дерево растёт, – мечтательно проговорил Шура.
– Не морочь мне голову!
– Нет, правда, правда! Кигелия, или колбасное дерево. Между прочим, красивое дерево с раскидистой тенистой кроной, и цветки крупные красные, как ты любишь!
– Я? – удивилась Мирослава.
– А что тебе не нравится?
– Я не видела этих цветов!
– Так я тебе описываю – цветочки собраны в большие грозди по три цветка и внешним видом напоминают тюльпаны. Распускаются цветки по ночам и опыляются тропическими насекомыми, птицами и мышами. Вот только одно «но». – Шура сморщил нос.
– Какое «но»? – напряглась Мирослава.
– Эти красивые цветочки лучше не нюхать!
– Хоть что-то успокаивающее, – усмехнулась она.
– Уже через несколько дней после опыления на цветоножках появляются небольшие «колбаски», которые начинают расти и достигают веса пять кэгэ. Эти чудо-колбаски выглядят так аппетитно, что, глядя на них, слюнки текут… Хотя опять незадача! – вздохнул Шура. – Взявшись за разведение колбасного дерева, придётся разводить ещё и бегемотов.
– Это ещё зачем? – изумилась Мирослава.
– Именно эти животные питаются растительными колбасками. А попугаи выковыривают из них семена.
– Не завидую я тебе, Шура, – вздохнула Мирослава, – ещё и попугаев придётся тебе разводить.
– Нет, – отмахнулся Наполеонов, – ну его на фиг это колбасное дерево. Лучше я бутербродик съем. – Наполеонов уже собрался сунуть в рот бутерброд, как Мирослава схватила тарелку и поставила её на шкаф.
– Отдай! – закричал Шура. – Я же голодный! Я не могу в таком состоянии работать!
– Ладно, съешь парочку, – сжалилась она и поставила тарелку перед ним на стол.
Наполеонов не стал спорить и, по-быстрому запихав в себя два бутерброда и запив их чаем, спросил:
– Ты чего пришла-то?
– Мне нужно, чтобы ты сравнил шерсть, которую я тебе принесла, с той, что вы обнаружили в квартире Гульковой.
– Откуда ты взяла эту шерсть?
Мирослава рассказала о своём посещении офиса фирмы Гульковой, опуская некоторые подробности, заявила, что, узнав о том, что шпиц сына Васянина временно находится у тёщи, она поехала познакомиться с псом.
– И вот результат нашего знакомства. – Она положила на стол перед следователем пакетик с шерстью Снежка. – Отдай экспертам.
Шура нехотя согласился, пробормотав:
– Вы всё-таки влезли в это дело.
Не ответив на его вопрос, Мирослава спросила:
– Вы вызвали домработницу Гульковой?
– Нет.
– Почему?
– На момент убийства её здесь не было!
– И тем не менее!
– Я понимаю, что по идее надо бы вызвать её на похороны, а то получается как-то не по-человечески.
– Вот именно!
– Но пойми сама, что решать это должна ближайшая родственница Гульковой!
– А она не хочет?
– По-моему, она опасается, что известие о смерти Елены Игоревны убьёт Сорину.
– Боится брать на себя ответственность?
– Точно! Ты же у нас понятливая. Так что иди, мне работать надо.
– Ещё один вопрос, – сказала Мирослава.
– Какой?!
– На доме, в котором жила Гулькова, были камеры?
– Была одна, как раз возле подъезда убитой.
– И что же?
– Ничего! Её кто-то замазал чёрной краской.
– Да?
– Представь себе!
– В таком случае, не кажется ли тебе, что убийство было запланированным?
– Не кажется, – буркнул Наполеонов.
– Это ещё почему?
– Потому что наши коллеги из параллельной службы задержали того, кто это сделал.
– Он засветился?
– Да, оставил нечаянно свой пальчик. А так как он был в картотеке, взять его не составило труда.
– Кто он?
– Вор-домушник, готовил ограбление, но хозяева квартиры, которую он готовился ограбить, перенесли свою поездку за границу. Он тоже решил отложить ограбление, посчитав, что какая-то неделя не сделает погоды, но жильцов возмутила заляпанная камера, её сняли полицейские, исследовали и нашли пальчик, как сначала думали, хулигана.