Реквием по любви. Грехи отцов - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Сладкова cтр.№ 107

Наконец он ободряюще сжал его плечо и кратко озвучил свой вердикт:

— Ее не тронут! Не посмеют! Она нужна им живой! Но… если я ошибаюсь, если все же произойдет что-то непоправимое… я лично вручу тебе спички!

Дмитрий благодарно кивнул. Подобный вариант его полностью устраивал.

— Этого априори допустить нельзя! — в их диалог вмешался отец, приковывая к себе всеобщее внимание. — Велика вероятность, что Шмель территорию города не покидал. И Лизу Гарику не передавал. Особой форы у него не было. Он просто залег на дно. И это нам на руку. Найдем его – найдем и ее!

Все вопросительно уставились на Ювелира. Петр Петрович в свою очередь затушил сигаретный окурок носком обуви и возмущенно воскликнул:

— Мои ребята и так пашут как проклятые! Мы все возможное делаем, чтобы выйти на его след. Но… результата пока нет. Шмель точно сквозь землю провалился!

— Значит, плохо пашут, Петя! — строго выписал ему Прокурор. — Эту самую землю они должны носом рыть! У нас каждая минута на счету!

— Не бузи, Боря, — устало выдохнул Дуда. — Сейчас все на нервняке!

Они еще некоторое время спорили между собой, строя все новые и новые предположения. Но их «идиллия» вскоре была разрушена.

Шумно сглотнув, глядя пустым взглядом в одну точку и остервенело стискивая руки в кулаки, о своем существовании напомнил Пашка.

— Я… я знаю, где он может быть! — произнес друг дрогнувшим, надломившимся голосом. — Вернее, догадываюсь. То есть… предполагаю…

* * *

Внезапно словив шальную дозу адреналина и цепенея всем телом от напряжения, Дмитрий ошеломленно уставился на Сокола. Понимал, что тот задумал. Осознавал, на какие жертвы идет, и… никак не мог этого допустить.

А потому, руководствуясь одними лишь инстинктами, Борзый угрожающе прогромыхал, когда Пашка попытался заговорить вновь:

— Молчи!

— Есть вероятность…

— Паша, не вздумай!

— … что он…

— Где? — подначивал его Прокурор, вслушиваясь в каждое слово.

— … сейчас…

Не помня себя от отчаяния, Борзый схватил его за шкирку и тряханул как следует, дабы в чувства привести. А после, практически уперевшись своим разгоряченным лбом в его лоб, яростно выплюнул:

— Сказал же, заткнись! Ни слова больше!

Сокол не пытался освободиться. Просто обреченно прошептал:

— Я должен…

— Нет, не должен! — почти кричал Дмитрий, пытаясь образумить друга. — И никто… НИКТО не смеет принуждать тебя к подобному! Речь ведь идет о твоем отце, каким бы ублюдком он ни был! Ты в этом не участвуешь! Точка!

Если до сего момента Пашка пребывал в относительном внешнем спокойствии, то теперь он… окончательно сломался. Его нервы сдали.

— Как ты не понимаешь? — заорал Сокол, в ответ хватая Дмитрия за грудки. — У меня нет выбора! Его просто… нет! Я всегда знал, что мой отец – редкостная мразь. Садист и тиран. Но не подозревал даже, до какой степени! Мы наивно полагали, что столь жестоким он был лишь с нами – с членами своей семьи. Только реальность оказалась в разы ужаснее! В разы мучительнее! И… больнее! Он окончательно съехал с катушек! Он отнял жизни стольких людей! И отнимет еще больше, если его не остановить!

Борзый усилил хватку, с трудом контролируя гнев, струящийся по венам.

— И мы остановим! — процедил сквозь зубы, не узнавая собственного голоса. — Обязательно остановим! Но… сами. Без твоей помощи. Без твоего участия.

— Да как же вы его без меня найде…

— Я все сказал, Паша! Я все сказал!

— Ты, верно, забыл, — глухо усмехнулся Соколовский, — что у него Лиза!

— Посмотри на меня внимательнее! — тяжело дыша, огрызнулся Борзый. — Реально думаешь, что я способен ТАКОЕ забыть?

— А простить? — не унимался Пашка. — Простить ты способен? Если с Рыжей что-нибудь случится по вине МОЕГО отца, ты простишь МНЕ мое молчание? Мое бездействие? Или обвинишь, как… после смерти Егора?

Делая над собой неимоверное усилие, Дмитрий разжал руки. Горечь прошлых ошибок и разочарований затопила нутро. Проявилась оскоминой на языке. Стиснув ладонями плечи друга, он обессиленно пробормотал:

— Случись нечто подобное, Соколик, и винить тебя будет уже… некому!

— Дим…

— А за Егора прости! Не прав я был. Несправедлив с тобой. И… раскаиваюсь.

Будто не веря услышанному, Пашка отстранился. Изумленно нахмурился.

Борзый же холодно усмехнулся, подтверждая все вышесказанное:

— Да брось! Мы ведь оба знаем, кто на самом деле ту кашу тогда заварил! И на чьей совести жизнь друга… тоже знаем! Только вслух не говорим. Неудивительно. Свои собственные ошибки признавать… чертовски сложно!

— Не соглашусь! — задумчиво отозвался Сокол секунду спустя. — Каждый сам в ответе за свою судьбу. Нас никто силком туда не тащил. Сами поперлись!

— Хорош меня лечить! — передернул плечами Дмитрий, прекрасно понимая, что тот просто успокаивает его. — Предпочитаю смотреть правде в глаза.

На сей раз Пашка смиренно кивнул, пробормотав еле слышно:

— Как и я!

Похомов вперился в него тяжелым взглядом:

— Раз так, включай мозги! Одно дело, если мы найдем Шмеля своими силами и спросим с него за все содеянное. И совсем другое… если выйдем на твоего отца по твоей наводке! Ты сам-то потом как жить с этим будешь?

Соколовский растянул губы в некоем подобии улыбки и неопределенно пожал плечами. А после, с трудом вытолкнув воздух из легких, признался:

— Да уж, с главой рода нам не повезло. Отец – страшный человек. Жестокий. Беспринципный. Когда вспоминаю наше с Викой детство, регулярные побои и бесконечные слезы матери, возникает жгучее желание свернуть ему шею. Я никогда не понимал этого. Как можно к чужим людям относиться лучше, чем к своей собственной семье? Взять даже нашу соседку, Павлину Михайловну? Эта старуха слышала от него больше добрых слов, чем все мы вместе взятые! Порой мне кажется, что я люто ненавижу его. Но как только ярость стихает, с ужасом понимаю, что всецело ненавидеть отца не выходит, как бы сильно ни хотелось. Даже сейчас, когда знаю всю правду… не могу!

Дмитрий ободряюще похлопал Пашку по плечу, клятвенно заверяя:

— От тебя этого и не требуют! Все прекрасно понимают, каково тебе сейчас!

— Спасибо, брат! — тот с готовностью повторил его жест. — Спасибо!

— Прорвемся, Паш! Будет трудно, но прорвемся!

Они одновременно отстранились друг от друга. Борзый даже попытался улыбнуться. Однако резко нахмурился, припомнив кое-что из монолога Соколовского. Сердце дико трепыхнулось в груди. Кровь ускорила бег по венам. С трудом осознавая, почему заострил внимание именно на этой детали, он уточнил до жути сиплым голосом: