Ведьмина дорога - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Авербух cтр.№ 85

Бывшая ведьма не поверила своим ушам. Цена чести? Выйти замуж? О чём говорит брат-заступник? Он бредит?!

— Нет, я в своём уме, — хохотнул Флегонт. — Да, всё это будет непросто, но я могу всё устроить. Видишь ли, ты мне не нужна. Что ты есть? Бедная заплутавшая душа. Я вижу, ты уже хочешь покаяться. И ты покаешься, и будешь прощена, потому что нет предела милосердию Заступника. Но тебя одной мало. Мне нужен Фирмин — всё баронство, над которым нет власти Заступника, а есть только несовершенная человеческая власть. И ты мне в этом поможешь. Молчишь? Понимаю. Ты догадываешься, чего я хочу. Свидетельства против моего отца. Какие у вас были дела? Почему он поселил тебя так близко к себе? Что за ведьма та, вторая, в чём её сила? Что она посулила ему? Искал ли он богатства? Власти? Вечной молодости? Поклонялся ли он вместе с тобой Врагу? А вместе с той? Молчишь… И — одобряешь. Не веришь к тому же. Что ж, молчи. И думай. Я бы предпочёл договориться по-хорошему. Я, знаешь ли, вовсе не жесток. Я верю в Заступника, в Его волю и в Его милосердие. Я готов простить кающуюся. Хочешь — поклянусь? Не хочешь…

Он встал, прошёлся по сараю — два шага в одну сторону, два шага в другую. Остановился, глядя сверху вниз на сжавшуюся в комочек ведьму. Магда с отчаянием поняла, что, несмотря на внешнюю небрежность движений, он насторожен и её бросок к дверям не будет для него неожиданностью.

— Мой отец, конечно, покровительствовал тебе. Он уверен — нет такой силы, от которой нельзя получить помощь, если эта помощь будет ему полезна. Я верю иначе — нет такого грешника, которому нельзя помочь — если он примет эту помощь. Решай сама, что тебе нравится. Я бы на твоём месте не колебался.

Он пристально всмотрелся в лицо бывшей ведьмы и отвернулся.

— Думай, ведьмочка, думай, — посоветовал он. — Я зайду завтра, глядишь, тебе захочется мне ответить.

Он вышел из сарая и кликнул батрака, чтобы тот обратно заколотил дверь.

* * *

Прошло довольно много времени, солнце успело склониться к закату, как снаружи позвали:

— Эй, Маглейн, живая ещё?

— Что тебе надо? — зло ответила девушка.

— На-ка, поешь, — с этими словами батрак просунул между досок ломоть хлеба, козий сыр и флягу. — Не бойся, не отравленное.

— Что, боишься, до костра не доживу? — хмыкнула бывшая ведьма, но от угощения не отказалась.

— Дура ты, Маглейн, — отозвался Виль. — Ешь лучше. Флягу потом верни.

— С чего это ты так расщедрился? — хмуро спросила Магда.

— Да я смотрю… уже вечер, а о тебе никто не вспоминает. Из этих, пришлых. А тутошние — они боятся подходить.

— О тебе первом расскажу, если пытать будут, — посулила ведьма. — Добренький.

— Дура, — повторил батрак. — О чём с тобой этот разговаривал?

— Не твоего ума дело.

— Если я спрашиваю, моего. Давай, рассказывай, Маглейн.

— А то что?

— Ничего. Рассказывай. И флягу верни, как напьёшься.

* * *

Весь день в деревне не умолкали пересуды. Обманула ли ведьма или что-то пересилило её ворожбу, да только враги взяли замок так быстро, что никто не успел и ахнуть. Одни говорили — конец всему, теперь чужие всё разграбят и уничтожат, другие — что так даже лучше: не будет отряд вооружённых бездельников стоять посредь деревни, пытаясь взять замок штурмом или измором, не будут они драться посредь полей. Так-то оно так, отвечали первые, так ведь и барону выгнать их будет непросто, а то бы постояли, да плюнули, да стороной прошли.

А уж когда запели трубы и в деревню въехал брат-заступник, в котором иные признали баронского сынка, стало совсем плохо. Он сказал — и попробуй-ка не послушать, — что отныне Фирмин переходит под руку Заступника, а власть земного сюзерена будет над ним сообразовываться с небесными законами. И по сему всем жителям даётся великая милость — донести на всё, что творится в округе нечистого, будь то деяния ребёнка, брата или сюзерена. Донесшим, кои признаются в грехах против Заступника, даруется прощение, буде они примут покаяние и искупят свои грехи пожертвованиями на благие дела. С теми же, кто не признается сам, поступят так, как полагается поступать с грешниками, еретиками и проклятыми.

Сказав так, брат-заступник вернулся в замок, а деревня загудела ещё пуще. Шутка ли — покаяться в нечистых делах! Да уж как тут покаешься, когда нет ни одного двора, где ведьма не лечила бы детей или скотину, а то и отца, саданувшего себя топором, или от иной напасти помогла. Да как тут покаешься, когда помнишь ещё восторг лунной ночи, вкус хорошего вина, да прекрасную деву, соткавшуюся из тумана по зову ведьмы?!

Ведьмы…

А ведьма-то в замке была.

Да и пропала там.

Жива ли ещё?

А если покаяться? Сколько жадные братья-заступники вытянут на пожертвования? А каково будет покаяние? Не есть мяса, не пить вина, не спать с женой? Или пешком по монастырям пройтись, босым и в рубище? А может, раздать всё добро?

А если промолчать?

Все же свои. Начнёшь говорить — про себя одного не скажешь. На кого говорить будешь? На соседа, свата, брата, друга? На кузнеца, что с огненными духами знается? А кто тогда железо ковать будет? На мельника, что с речкой договаривается и недавно девку приютил блаженную, что целыми днями только и делает, что на воду глазеет? А кто тогда зерно молоть будет? На знахаря, что живёт на отшибе, в лесу пропадает, да непонятно с кем по ночам — а то и среди бела дня! — разговаривает? А кто тогда всех лечить будет? Виноградаря, который не помощью Pаступника лозы свои оживил после морозов? А откуда вино брать людям? Да и ведьма тут не чужая уже, и старики говорили — нет ведьмы, любая напасть вдесятеро тяжелее деревне будет.

А если другие донесут? Сам не успеешь, хуже будет.

Деревня гудела от пересудов. Каждый говорил намёками да обиняками, никто не признавался сам ни в чём и даже о том, что точно все видели, не упоминали.

Вечером все набились в кабак. Кроме местных, там сидел никому до этого дня не знакомый пришлый паренёк. Сказал, сам из Анша, городка за Корбинианом, учился и вовсе далеко, за большой рекой Лейдом, это дальше ещё на запад, в разных университетах, исходил все дороги и все университеты, а теперь идёт, чтобы учиться в Раноге. У них, мол, у школяров так принято. Одет паренёк был неказисто, в обтрепавшиеся штаны и рваную рубаху, с собой имел тощий мешок да видавшую виды лютню. На него, может быть, бы и косились, да только за день парнишка успел натаскать воды и наколоть дрова для Рамоны, напоить скотину у Меты, подправить колесо на мельнице и рассказать с десяток историй про то, как себя ведут братья-заступники там, где имеют полную власть над народом. По всему выходило, что они те ещё греховодники, да только куда деваться?..

* * *

Дверь кабака отворилась, пропуская одетую в чёрное фигуру. Все разом замолчали, отпрянули, ожидая не то Врага, не то выходца с того света и не слишком успокоились, когда узнали в вошедшем баронского сынка, брата-заступника Флегонта. Один только пришлый школяр сидел себе в углу да тренькал на своей дребезжащей лютне, напевая похабную песенку про скромную девушку, её дружка и копьё. Половина слов была непонятной, ибо произносилась, как объяснил перед песней школяр, на языке молитв и истинной учёности, который в деревне знал один священник. Брат Флегонт поморщился: целиком песенка была ещё более похабной, чем для слуха простых людей. Однако наглецу не было дела до вошедшего брата-заступника, он знай пел себе, пока не дошёл до конца — отнюдь не благочестивого. И только тогда соизволил оглянуться по сторонам во внезапно притихшем кабаке.