Святой папочка - читать онлайн книгу. Автор: Патриция Локвуд cтр.№ 39

Мальчики-подростки в те дни сидели на диете из хот-догов, а на таком солнце сами становились цвета хот-дога. Блестели, превратившись в ходячую рекламу сосисок из золотого века. Брось кусочек льда, и он зашипит о кожу какого-нибудь мальчика по имени Брэд – даже имя звучит как бренд хот-догов. А девочек звали Даниэель или Стефани, и они были настоящими красотками в бикини, темных очках и с безумной завивкой. Меня же назвали в честь репрессированной ирландской монахини, а недавно я пришла в мамин салон, и мне там сделали стрижку, которая называлась «гнездо». Ни у кого в моем классе больше «гнезда» не было, и все последующие исследования на эту тему не смогли доказать, что такая стрижка вообще существует. Помню, как постоянно трогала кончики своих волос, заканчивающиеся у шеи. Я знала, что когда-нибудь тоже стану подростком и у меня будет такое же прекрасное тело, а пока я просто ждала. Я задерживала дыхание, как меня учили, и наблюдала.

Бассейн таил в себе три опасности. Во-первых, там можно было утонуть. Во-вторых, младший брат мог обкакаться в «лягушатнике», а происходило это так часто, что невольно наводило на мысль, не часть ли это некоего коварного замысла. Ну а третье – тебя может в любой момент ударить молния. Мамы почему-то в то время очень носились с этими молниями, уж не знаю, что за демоны в них вселились. Но судя по тому, как они говорили об этом, можно было подумать, что всякий раз, когда бушевала гроза, небо обращалось в черную кожу и сатана начинал рвать на себе рубашку из туч, а если тебя било молнией – значит это дьявол пытается потрогать твои гениталии, о существовании которых ты и не подозревал. Молния была противоположностью солнечного света, и мамы ее ненавидели. Главное правило – при первых раскатах грома, хоть бы и самых далеких, нам всем нужно было немедленно выбраться из бассейна на пятнадцать минут – чтобы не наэлектризоваться. Для меня это было источником большой печали, а также вопиющей попыткой встать на пути моего гения.

Отцам было плевать на молнии, ведь молнии украшали обложки их любимых музыкальных альбомов. А иногда и грузовики. Если бы их ребенка убила молния, они бы грустили, ясное дело, но в то же время чувствовали себя на голову выше других, ведь это особо жестокая смерть. «Моего сына Ронди… – говорили бы они прерывающимися голосами, – в девяносто девятом отняло у нас чистое электричество…»

Тем не менее, мы с удовольствием оттягивали этот момент даже после того, как спасательница дула в свисток. Мы оставались в воде так долго, как только могли, пока она не становилась теплой, а небо не окрашивалось инфернальной зеленцой. Лучше всего было, когда дождь начинался внезапно, пока ты еще был под водой, и тогда ты чувствовал, как капли барабанят по поверхности, будто по твоей коже.

В ту субботу тоже должен был пойти дождь, и когда отец свернул с Фифи-роуд и припарковал фургон на стоянке, тротуар только-только начал темнеть.

– На вот, не забудь, – сказал он, протягивая мне полотенце с надписью «Ковабанга!». – Сначала ныряешь с высоты и только потом плаваешь.

Видимо, папа посчитал тот трюк с бросанием в бассейн большим успехом, потому что с тех пор он пытался воссоздать свой триумф всякий раз, когда мы приезжали в Ассоциацию. Прежде чем нам предоставляли свободу наслаждаться собой и водой, обязательно нужно было прыгнуть с высоты в двадцать два фута, хотели мы того или нет. Подобное правило мог установить только отец. Мама предпочла бы рассказать нам историю о невероятно успешном футболисте из средней школы, который так неудачно спрыгнул с вышки, что его парализовало, и с тех пор он мог двигать только левым мизинцем, чтобы показать, что хочет пить. А почему он так неудачно спрыгнул? Потому что выпил пиво. Но у отцов за спиной было безрассудное прошлое, в котором они сами прыгали с вышек и обрывов. И пили пиво. И делали сальто назад с причала в озеро, и смотрели, как его делают другие, прикрываясь ладонью от солнца.

Трамплин для прыжков в воду был сущим кошмаром. Он вздымался, проваливался и содрогался под ногами. Его звук переносил тебя на пиратское судно, где перед твоими глаза пленники один за одним отправлялись на прогулку по смертельной доске. Трамплин – это то место, где дети теряли рассудок от страха и где я впервые увидела, как человеческое лицо может «сжаться», как некая другая часть тела. Помню, один мальчик добрался до края доски, а затем медленно осел на попу, словно из него вдруг вынули всю жизненную силу, словно он только что осознал, что этот прыжок – репетиция его собственной смерти. Он закрыл веснушчатое лицо ладошками и отказывался сдвинуться с места, пока не пришел спасатель и не унес его. Скорее всего, он так и не оправился, а повзрослев, стал эмо с Ницше в мягкой обложке в заднем кармане. Прыжок с высоты – это испытание, и когда наступает решающий момент, многие из нас его не проходят.

Этот вечер был таким же, как и все остальные. Этот прыжок был таким же, как любой другой. Я оставляла следы на нагретом бетоне, такие четкие, словно бетон был мокрым. Когда я ступила на первую ступеньку, она больно вонзилась мне в ступню, такая нежная у меня была кожа. В кулаке я сжимала свой счастливый камешек, исполненную смысла гладкую фасолину бежевого цвета. Я сжала ее и осмотрела пейзаж. Бассейн был окружен со всех сторон ромбовидной оградой, которая звенела, когда ее кто-то задевал. Внизу отец в панамке подводника с логотипом «USS Flying Fish», вышитым желтым спереди. Он лениво листает книжку Тома Клэнси, а его шорты, кажется, пытаются проникнуть в нижнюю часть его кишечника. Каждый раз, когда он меняет позу на шезлонге, они становятся еше на дюйм ближе к его поджелудочной железе.

Чаще всего с трамплина прыгали те, кто был влюблен. В основном мальчики-подростки. Сначала они угрюмо смотрели на какую-то неясную точку в толпе, а затем с самоубийственной страстью сигали вниз. Особенно влюбленные перед прыжком орали на весь бассейн что-то в духе: «ЭЙ, КЕВИН, ПИДОРАСИНА ТЫ НЕСЧАСТНАЯ!», а затем закрывали глаза и ныряли прямиком в кипящее ядро земли. Я не была влюблена, и у меня не было никакого резона прыгать с высоты.

– Брэд, ты уродливое очко! – заорал какой-то мальчик надо мной голосом, исполненным невыразимой тоски.

Наконец я поднялась наверх. Словно вышла на маленькую сцену, освещенную маленьким прожектором. Время замедлилось и растянулось, подставляя солнцу каждую свою частичку. Прыжок с трамплина означает сорваться в неизвестность и верить, что следующее мгновение тебя подхватит. Этот полет, как и все полеты, – маленький отрезок бесконечности. Твое сердце словно вылетает через макушку и раскрывается над тобой алым шелковым куполом, и ты несколько секунд паришь посреди неба.

Листва шумела, как морской прибой. Мой мозг и солнце давили на меня сверху. Моя тень следовала за мной по трамплину – прямая, черная, обреченная.

– СДЕЛАЙ КАК НАДО! – кричит снизу папа, видимо почувствовав, что я колеблюсь. – НУ-КА!

Эту фразу «СДЕЛАЙ КАК НАДО!» он бросал как молнию, когда кто-то не делал как он хотел или делал недостаточно быстро, и меня надрессировали реагировать на нее мгновенно. Я слышала ее и подчинялась.

Есть секрет, как грациозно войти в воду. Но в ту секунду он начисто вылетел у меня из головы. Я забыла главное правило прыжка – погрузиться в воду так, чтобы создать как можно меньше брызг. Я с размаху шлепнулась об воду и вода от души шлепнула меня в ответ.