– Маму?
– Я же сказал тебе. Закрой ротик, – рявкнул на бедную Нику Кларский. А потом вдруг негромко добавил: – Да, ее. Интересно, почему? Я ведь знаю, что тебе интересно. Она бросила меня и свалила куда-то с каким-то мужиком. Отец через пару лет попал к ментам, сел по двести десятой статье. – Он нехотя усмехнулся. – Вокруг все здраво кудахтали, отец умел казаться окружающим совершенно другим. Никто и не думал, что он замешан в таких веселых делишках, как организация преступного сообщества. Его считали едва ли не интеллигентом. Соседи – старикан и старуха были понятыми при его задержании, они всем разнесли чудную весть – Кирилл Кузнецов – отпетый бандит и рэкетир. – У Ника была другая фамилия – фамилия матери.
– А что стало с тобой? – спросила Ника, вдруг подумав, что парня отправили в приют.
– Я остался с дедом и бабушкой. У Андрея была другая мать. Они жили отдельно. По-моему, в их квартире было несколько картин. Не помню. Мать Андрея заботилась о нем, пока не умерла. Дед взял его к нам, – сказал Никита самым обычным своим голосом: спокойным и размеренным, глядя не на девушку, а на картину с изображением светло-зеленого лиственного леса и высоких гор, над которыми высились тонкие белые, кое-где чуть розоватые пористые облака. – Потом откинулся с зоны отец, забрал нас к себе. – Его глаза смерили молчавшую от удивления девушку подозрительным взглядом. – И это я тебе говорю не потому, что мне хочется пожаловаться, а потому, что ты должна знать мою биографию. Ясно, детка-конфетка?
– Да…
– Собирайся в темпе и поедем.
– Да, хорошо, сейчас. – Ника направилась в свою комнату, со смесью страха, ненависти и нагрянувшей жалости взглянув на парня. А он аккуратно изъял у нее мобильный телефон.
– Не вздумай меня надуть. Наш договор уже в силе. Завтра будут деньги, – сказал Кларский ей. – Даю тебе десять минут.
– Как все бесит, – пробурчала Карлова.
Ник сделал вид, что не слышит. Девушка скрылась в своей комнате, плотно заперев дверь. А Никита продолжал ходить по квартире с задумчивым видом, все разглядывая картины, которые издалека выглядели как настоящие фотографии, подвергшиеся обработке и наполненные неяркими, но уютными пастельными оттенками. Утреннее поле с розовым небом и всполохами меди. Берег леечной летней реки, берега которой утопают в молодой зелени. Холмы и полуденное солнце. Неспешно прогуливающиеся по английским улицам барышни в старинных нарядах с зонтиками в руках. Окно, из которого видно утреннее голубое небо и высокие дома, в окнах на последних этажах которых яркими золотыми пятнами рассыпается рассвет.
Наполненные гармонией нежные картины в изящных рамах.
В его доме никогда не было картин. И не будет.
Около двери, ведущей в комнату, в которой заперлась дурочка, парень остановился и вдруг неожиданно улыбнулся, и в его голове появились мысли, которые в присутствии Ольги он старательно подавлял.
Ник потер переносицу.
Они были только вдвоем в этой уютной квартире со светлыми обоями и белоснежными потолками, и он был намного сильнее ее. А сейчас Ника наверняка натягивает на себя какое-нибудь коротенькое платье, обнажающее плечи и ножки. Или подкрашивает малиновые капризные губы. Она все-таки ничего…
Парень вновь потер лицо, заставив себя не думать о таких глупостях.
– Быстрее! – прикрикнул он.
– Сейчас! – отозвалась из-за двери Ника.
– Минута, или я войду. Выламывать двери я умею, – сказал парень просто из вредности. – Засекаю время.
Кажется, она выкрикнула что-то нецензурное.
Ровно через сорок секунд из комнаты вылетела юная хозяйка квартиры в обтягивающих новеньких голубых джинсах и яркой, насыщенной теплыми оттенками, многоцветной тунике из легкого полупрозрачного материала. В одной руке у нее была косметичка, в другой – утюжок для распрямления волос. Выглядела Ника нарядно, но открытых плеч и ног не демонстрировала.
– Я почти все, – косясь на Никиту, как озлобленная гиена, прошипела девушка, – подожди немного! Мне нужно прическу подправить. Ну, пожалуйста, – добавила она, видя, как он качает головой.
– Три минуты. У тебя дома много картин, – вдруг сказал он, наблюдая за тем, как девушка торопливо распрямляет волосы – прядь за прядью. И охота волосы портить? Зачем?
– Просто так, – устало откликнулась она, кляня себя на чем свет стоит, что решила хорошо выглядеть для своего «парня». Дядя Укроп раздражал все сильнее.
– Вежливее отвечай, – сжал он пальцы на ее локте тут же.
– Для красоты, – выдавила Ника, чуть не уронив ему на ногу утюжок. – Отпусти меня.
– Больно?
– Да.
Он ослабил хватку.
– Картины – это совсем неплохо. Надо бы тоже прикупить парочку. Где ты их берешь?
– Нигде.
– Я не понял, ты мне опять хамишь?
«Вот мерзавец уродский!»
– Нет. Я тебе отвечаю: я не покупаю их. – Увидев его удивленно-скептический взгляд, девушка добавила нехотя: – Я их рисую.
– Ты и рисуешь? – явно не поверил ей Никита и совсем отпустил ее локоть. Такие, как она, не могут рисовать так красиво.
– Рисую, – стала перед зеркалом подводить розовым блеском губы Ника.
– Надо же. Ты – и рисуешь. А ты не так безнадежна, – отозвался Кларский. – Откуда ты умеешь рисовать?
– Просто умею, и все. Закончила художку.
– Моя подруга учится на факультете искусствоведения и многое знает об искусстве. Разбирается в художниках и в направлениях. Обожает живопись и может говорить о ней часами. Ты можешь так?
– Нет, – исподлобья глянула на него Карлова. Конечно, она довольно много знала об этом, но, честно говоря, была больше практиком, чем теоретиком. И рисовала исключительно из-за того, что ей безумно нравилось это занятие. А родителям нравились ее работы, и они с удовольствием вешали их в прихожей и гостиной.
– Тогда почему ты умеешь рисовать, а она нет? – спросил Никита.
– Я не знаю. Я просто люблю рисовать. Часто рисую с детства, – растерянно проговорила хозяйка квартиры. – Люблю, поэтому и рисую, а не изучаю теорию.
– Вот как. Забавно. Сотри, – велел внезапно Никита, глядя на ее накрашенные губы в отражении в зеркале, резко меняя тему разговора.
– Что? Зачем?
– Мне не нравится. Стирай. – Естественный цвет ее губ, малиновый, нравился ему куда больше.
– Не буду.
– Мне сделать это самому? Не забывай, ты играешь мою девушку, – напомнил Ник. – А я плачу тебе за это деньги.
– Может, тебя еще боссом называть? – огрызнулась Ника, направляясь к входной двери. Парень промолчал. Ладно, фиг с ней, с ее помадой. Пусть думает, что выиграла это маленькое сражение.
Он последний раз оглянулся на картины, и они покинули уютную квартиру Карловых.