Самое красное яблоко - читать онлайн книгу. Автор: Джезебел Морган cтр.№ 54

Не слушая моих возражений, Грайне увлекла меня в спальню, вычесала косы, с оханьем обработала царапины. Дом оживал с рассветом, и вскоре к запахам воска и трав добавился аромат свежего хлеба, и желудок свело от голода – словно и впрямь для меня прошло три месяца, за которые и маковой росинки во рту не было.

Пока я жадно, одну за другой, проглатывала маленькие круглые булочки, восхитительно мягкие, с хрустящей корочкой, Грайне наполнила ванну горячей водой. От нее тонко пахло цветами, хоть давно уже у меня не было ароматных масел.

Стоило опуститься в воду, как болью вспыхнули все царапины, и я едва сдержала стон. Ох, и не знала же я, сколь их много! Медленно, очень медленно усталость покидала мышцы, словно не по лесу я шла, а впряженная в плуг поле вспахивала. Грайне скользнула в комнату для омовений, провела ловкими пальцами по волосам, помогая втереть в них мыльный раствор.

– Ох, госпожа моя, – с жалостью вздохнула она, – что же с вами приключилось, что седины у вас прибавилось?

В легком замешательстве я коснулась волос. Чувства остались где-то далеко, словно все они слезами скатились на кости Маргарет, и теперь было мне ясно и спокойно. Стоит ли печалиться о молодости и красоте, если не принесли они мне ни радости, ни счастья?

Хлопнула за спиной дверь, и сквозняк холодом стегнул по влажной коже. Мягкие, вкрадчивые шаги, пристальный взгляд.

– Сэр, забери вас темные твари, что вы здесь забыли? – возмущенно взвился голос Грайне, и знакомый мягкий смешок был ответом.

– Я тоже рад тебя видеть, дивная Грайне. – За последней чертой усталости начинаешь чуять тень ее и на других, и потому сразу стало ясно мне, как Деррен изможден, хоть и старался балагурить, как прежде. – Простите за вторжение, королева, но дело мое не терпит отлагательств.

Наверное, мне стоило оскорбиться или смутиться, прикрыться руками, пусть и стоял он за моей спиной и не видел ничего, кроме влажных, прилипших к шее прядей, но не было уже сил на это. Равнодушие, ледяное, пыльное, как дыхание склепа, обволокло все мои мысли, и желание нежиться в теплой воде оказалось сильнее потребности сохранить лицо.

– Если вы опять пришли с вопросом о Гвинлледе, то…

– То самое время заговорить, королева. – Он обошел ванну по кругу и остановился напротив, глядя мне в глаза. Тени лежали на его лице, заросшем небрежной щетиной, и одежда была испятнана грязью и кровью.

Грайне зашипела разъяренной кошкой, нависла надо мной, словно пытаясь закрыть от чужого взгляда, и лишь мое ласковое прикосновение ее успокоило. В конце концов, мы обе знали, что Деррена больше интересовал мертвец, чем мое тело.

– И что же изменилось?

– А вы не знаете? Где же вы были столько времени? – поразился Деррен и без стеснения опустился на влажный пол. – Приготовьтесь, королева, рассказ будет долгим.

Все началось в столице, на Литу. Сандеранцы давно брезгливо косились на наши храмы и наших жрецов, поджимая губы, стоило упомянуть в молитве Хозяйку Котла или Рогатого Охотника. Они давно втоптали свой мир в пыль и понять не могли, как можно почитать волю, что выше твоей, забыв, что дарит она и надежду, и утешение. В этом году почуяли они, что власть их крепка как никогда, и запретили разжигать костры и собираться у воды, чествуя самую короткую ночь.

Конечно же, к ним не прислушались, ибо властью оружия нельзя покорить души. На закате, позднем и багряном, вспыхнули огни по берегам Эфендвил, отразились в ее спокойных водах, тысячей искр брызнули в небо. А ближе к полуночи пришли сандеранцы, и тогда вспыхивали уже другие огни и другие искры – из дул их ружей. Грохотали выстрелы, а не барабаны, и чернели в кострах не березовые дрова, а тела жрецов.

Когда же возмущенный народ повалил к дворцу требовать справедливости, король даже не пожелал никого выслушать.

– Уже не узнать, кто тогда вспомнил про Гвинлледа. К счастью, – глаза Деррена вспыхнули такой ненавистью, что ясно становилось, что ни о каком «счастье» речи ни шло, – всего лишь вспомнили о нем, всего лишь сравнили Его Проклятое величество с королем – ведьминым отродьем, да и не в пользу первого. Но этого оказалось достаточно, чтоб Рэндалл взбеленился.

Деррен опустил голову и долго молчал, словно не мог найти верных слов, чтоб описать случившееся, и молчание его было столь красноречиво, что сердце быстрее заколотилось о ребра, и даже в горячей воде стало мне зябко.

– Меня не было… там, – медленно, через силу произнес Деррен, – но несколько моих людей – были. И только один смог выбраться и рассказать, что, едва король услышал имя Гвинлледа, он отдал приказ убить всех, кто собрался перед дворцом. И даже сандеранцы поначалу изумились его жестокости… но никто не стал ему перечить.

Он вскинул голову, поймал мой взгляд, и жутко было видеть его, веселого и смешливого, с жесткой складкой у рта и кровавым пламенем во взгляде.

– Кровь течет меж камней Каэдмора, королева, кровь стекает в Эфендвил, и та несет ее к морю. Вспомни, даже в самые темные времена не видела наша страна столько смертей – смертей горожан и мастеровых, стариков и женщин, не воинов. И подумай вот еще о чем, королева: я слышал, что король позволил сандеранцам не скупиться на жестокость, подавляя беспорядки в прочих городах, отдал им на откуп право казнить и миловать. Но потребовал всех, кто поминает Гвинлледа, присылать к нему – ты же догадываешься, ничего хорошего их не ждет. Я не знаю, почему он так ненавидит мальчишку, которого и не видел толком, но ненависть его такова, что готов он отыграться хотя бы на тех, кто его добрым словом вспоминает, раз до самого Гвинлледа добраться не вышло.

И в этом с Элизабет они похожи, мелькнула неуместная мысль, прекрасная вышла бы пара – безумный король и бессердечная королева.

– Но рано или поздно, – тихо продолжила я мысль осипшего Деррена, и озноб все сильнее и сильнее сотрясал мое тело, – Рэндалл узнает, что в возвращение Гвинлледа верят. И тогда вопросы он предпочтет задавать мне. На дыбе. Я знаю, к чему ты клонишь, сэр Латимер, знаю, потому что и сама думала об этом – с первого дня, как ты пришел ко мне. И с тех пор я жду, что на моем пороге вслед за тобой явятся и ищейки Рэндалла.

– Я же говорил, королева, – криво усмехнулся Деррен, – опасаться тебе нечего. Я хожу тропами дивных соседей – и они же скрывают меня и моих людей от глаз короля и его слуг. Но лучше бы тебе все рассказать мне, чем потом – Рэндаллу.

Глупо было цепляться за этикет, когда все, что мы любили, рухнуло в Аннун, и мы оба откинули его, не сговариваясь.

Сделав знак Деррену отвернуться, я вышла из остывшей воды, и Грайне обернула меня в полотенце, растерла кожу и волосы, но все равно холод не отступал. Знакомый, стылый могильный холод, который от сердца раскатывался по всему телу, немотой сковывал язык, слабостью – руки и ноги.

Холод равнодушной йольской ночи, холод железного кольца, холод неотступного страха.

Мне вновь придется привыкнуть к нему, ибо выбор я уже сделала.