— Не провоцируй меня, девочка.
Стоя прямо, я задираю подбородок вверх.
— Недавно до меня дошло, что я плачу вдвое больше, чем ты. Я делю дом на три части: каждая спальня/ванная — это треть, а кухня и гостиная вместе — это последняя треть. Ты платишь лишь столько, чтобы покрыть свое спальное место и ванну. Так что, если ты не приходишь и не уходишь, я не хочу видеть тебя на моей кухне или в гостиной. Понятно?
— Иди в свою комнату. — Стальные голубые глаза сузились в щели, создавая более леденящую вибрацию вместо теплого океана.
И все же… Мне нравится, что я чувствую сейчас. Нолана больше нет. Этот человек может сделать два шага, свернуть мне шею и бросить в Атлантический океан. Эта нездоровая возможность, какой бы отдаленной она ни была, захватывает меня. Хочу, чтобы время остановилось, чтобы я могла насладиться тем, что дает мне этот страх.
— Прости? — я смеюсь, пытаясь сдержать волнение, которое бежит по моим венам.
— Я думаю, нам нужно установить основные правила, что должно быть легко, так как есть только одно.
Скрестив руки на груди, я выгибаю бедро и наклоняю голову в сторону.
— И что это за правило?
— Я — закон.
Время останавливается, пока мы смотрим друг на друга. Я моргаю первой, но это был долгий день, и я не была готова к этому моменту. Обычно у меня хорошо получается игра в гляделки.
С концентрацией, как при ходьбе по натянутому канату, я легко прохожу мимо него. В духе того, чтобы не убивать своего соседа по дому через несколько секунд после знакомства, я решаю пойти в свою комнату и дать ему немного пространства, чтобы охладить свои сиськи.
Пока… у него не хватает наглости в последний момент скривить губы в ухмылке. Я перенаправляю свой путь, останавливаясь у холодильника.
— Не. Стоит. Открывать. Не открывай.
— Или что? — я ухмыляюсь и дергаю дверцу.
— Последнее предупреждение.
Тео, должно быть, не знает, что Америка — страна свободных. Схватив зеленое яблоко на средней полке, я дышу на него, вытираю о рубашку, а затем впиваюсь в него зубами.
Прежде чем я успеваю насладиться вкусом, яблоко вырывают у меня из рук и бросают на столешницу.
— Эй…
Он впечатывает меня спиной в дверцу холодильника, своей массивной рукой сжимает мои запястья и задирает их над моей головой.
Задыхаясь, я чуть не подавилась откушенным яблоком. Когда я пытаюсь закричать, он сует палец мне в рот и выковыривает кусочек яблока.
Нет, он не мог этого сделать. Но он сделал. ОН. ПРОСТО. ЭТО. СДЕЛАЛ!
— Насилуют! — кричу я.
Тео вздергивает бровь.
Одна тысяча двести ударов в минуту. Я не могу перевести дыхание. Мои глаза метались по комнате в поисках чего-нибудь, чего угодно, что можно использовать в качестве оружия. Он совсем спятил!
— Опусти меня! — моя просьба вырывается с толчком воздуха, когда мой живот соприкасается с его железным плечом, когда он поднимает меня с земли.
Он поднимается по лестнице, перешагивая одновременно две ступеньки. Я дергаю и тяну его за волосы, все еще сжимая их в кулаках, когда он бросает меня на кровать.
— Насилуют!
— Я тебя не насилую, — скрежещет он сквозь зубы, вырывая мои руки из своих волос.
Как жужжащая птичка, я даже не задумываюсь, прежде чем броситься к нему, когда он направляется к двери.
— Ты пизденыш! — кричу я, когда он захлопывает дверь.
Ручка не поворачивается. Он держит ее закрытой. Сколько нам? По семь?
— Выпусти меня! — я дергаю за ручку.
— Вздремни.
— Я не ребенок. Ты не можешь отправить меня в мою комнату и сказать мне «вздремни», козел. Да кем ты себя возомнил, черт возьми?
— Я же сказал тебе. Я — закон. — Каждое слово он произносит медленно и четко — едва слышно. В его голосе есть естественная резкость, которая может разрезать человека пополам.
Я не хочу быть разрезанной пополам.
Я не хочу спорить с сумасшедшим. Ладно, я не должна хотеть спорить с сумасшедшим.
Я также не должна ухмыляться как идиотка, но я ухмыляюсь. Теодор Рид — тот еще ублюдок, и я не могу быть счастливее.
Спать. Он прав. Я так устала. Мне нужна бабушкина дрема и еще несколько глав Толле.
***
Барабанные перепонки в моих ушах разрываются в мучительной пытке от визжащего звука, доносящегося снизу. Подняв тяжелую голову из положения лицом вниз на кровати, я моргаю, открывая глаза. Аналоговые часы на прикроватной тумбочке показывают: 8:35. Утро или ночь? Я не знаю. Мой мозг еще не проснулся. Я не в Лондоне.
У меня был сумасшедший кошмар о том, как Тор погрузил свои пальцы размером с тролля в мой рот, потому что я откусила яблоко. Может, это было по-библейски, что-то вроде Эдемского сада. Я была Евой, а Тор — Адамом.
Мой желудок уже начинает сосать, съедая сам себя. Кажется, я не ела почти двадцать четыре часа. Пора заканчивать пост. Приоткрыв дверь, я заглядываю в щель.
— Черт! — я гримасничаю, закрывая уши, когда пронзительный звук сатанинской симфонии снова наполняет воздух.
Подхватив с пола сумочку, я спускаюсь по лестнице. Мои уши получают передышку, так как теперь здесь снова тихо. Тео на четвереньках, раскладывает плитку на полу, словно собирает пазл. Он смотрит вверх, пот стекает по его лицу, исчезая в его бронзовой бороде. Жаль, что он считает необходимым портить свое красивое лицо таким узкоглазым взглядом. Позади него, на крыльце, стоит пила. Это объясняет ужасающий шум.
— Я иду в супермаркет. Я заменю тебе надкушенное яблоко, даже если твои манеры не соответствуют манерам южного джентльмена. Какова вероятность того, что ты моешь руки после туалета?
Он возобновляет свою головоломку, как будто меня здесь нет.
— Есть ли в шаговой доступности супермаркет или хотя бы зеленая лавка?
— Он закрывается через пятнадцать минут.
Закусив губу, я киваю. Очевидно, сейчас уже полвосьмого вечера, а не утра.
— Где телефон? Я вызову такси.
Засунув карандаш за ухо, Тео делает небольшую пометку на плитке.
— Откуда, черт возьми, мне знать, куда ты положила свой телефон? — не глядя на меня, он встает и идет к пиле.
Я затыкаю уши, пока он делает надрез.
— Не мой мобильный… — говорю я, когда он возвращается в дом, — …домашний телефон.
— О чем ты, блядь, говоришь? — он вставляет только что отрезанный кусок на свое место.
— Ну, знаешь. Такой, который подключается к телефонной розетке в стене.
— А что, в стране королей и королев нет мобильных телефонов?