– А ты разве семижильная? – удивился Миронов. – Мне кажется, что ты достаточно ранимая и нежная.
– Не знаю, с того момента, как выяснилось, что я жду ребенка, а человек, с которым я собиралась прожить вместе до глубокой старости и в горе, и в радости, вовсе не строит на меня таких планов, а вообще собирается уехать в другую страну, отряхнув со своих ног прах всего, в том числе и мой, у меня не было времени на то, чтобы думать о своей ранимости. Я работала, делала карьеру, растила дочь, пыталась решать сваливающиеся на меня бытовые проблемы. Младшей сестре помогала, которая волею судьбы тоже оказалась матерью-одиночкой. Мир довольно жесток, Виталий, ранимые и нежные в нем не выживают.
– У черепахи под жестким панцирем остается очень нежная спинка, позвоночником наружу, – ответил он. – В минуту опасности панцирь защищает, конечно, в него даже можно втянуть голову и лапы, вот только если его содрать, то черепаха погибнет. Даже если ее просто перевернуть пузом кверху, у нее тоже возникнет масса неприятностей.
– Вот спасибо, что сравнил меня с черепахой, – возмутилась я, во многом, разумеется, просто для вида. – Я теперь чувствую себя престарелой Тортиллой.
– Не кокетничай! И не уходи от темы. Так почему ты не хочешь, чтобы Говоров прошел через комиссию по этике?
– Потому что я не мстительна по натуре, не приветствую травли и никогда сознательно не рою яму другому, – пояснила я. – Никита ничего для меня не значит, поэтому его просто надо вычеркнуть из жизни. Забыть. Пусть живет и работает, как знает, как может и умеет. Его судьба – не наша печаль и точно не наша зона ответственности.
– Но он пытался меня шантажировать! Такие вещи нельзя оставлять безнаказанными, потому что человек борзеет и идет дальше. Так далеко, как ему позволят зайти.
– Он испугался, Виталь, – сказала я мягко. – Реально испугался, что может все потерять, причем исключительно по глупости. Он же не из-за горячей любви ко мне к тебе поперся. Ему было важно одержать верх, показать, что он находится над схваткой, надо мной, над тобой. А ты не дал ему это сделать, указал на его место. Неужели ты не понимаешь, что такой человек, как Никита, больше никогда с него не сойдет, чтобы не попасть в еще большие неприятности.
– Ладно, я поговорю, чтобы его не трогали. Но делаю это исключительно потому, что ты меня попросила. Я много лет занимаюсь бизнесом, а потому знаю, что давить врага надо всегда до конца. Чтобы второй раз не захотелось подняться.
– Виталий!..
– Ладно-ладно, я понял. Ничего с твоим Говоровым не случится, будет работать дальше. И гадить тоже. Правда, не нам с тобой, уж за этим-то я в состоянии проследить.
– Он не мой, – быстро сказала я. – Виталий, спасибо. Давай мы просто будем жить дальше и про него не думать.
Этот разговор был две недели назад, и спустя пару дней позвонил Никита, чтобы сказать «спасибо» за развеявшиеся над его головой тучи.
– Ты не думай, я понимаю, что был неправ, – сказал он. – Лена, ты прости, если я доставил тебе неприятные минуты, но я правда ценю все, что ты для меня сделала. Если я как-то могу быть тебе полезен, то говори.
Я хотела было сказать, что единственная польза Никиты Говорова может заключаться лишь в полном его исчезновении из поля моего зрения, и даже рот открыла, но тут же передумала.
– Да, пожалуй, мне нужна твоя помощь, – выпалила я, чтобы не передумать. – Ты можешь по своим прокурорским каналам в Саратове и Пензе подключиться к делу об установлении родительских прав на ребенка. Там моя Натка пытается удочерить девочку, а ее биологическая мамаша подала самостоятельный параллельный иск и всячески затягивает дело, деньги вымогает.
Никита пообещал помочь и, как ни странно, обещание свое сдержал. К сегодняшнему заседанию все было готово, и я была совершенно уверена в том, что закончится оно победой родных мне людей. Нисколько не сомневалась и все равно волновалась.
Натка очень хотела, чтобы я присутствовала в зале суда. Не для того, чтобы как-то влиять на ход заседания. Это, разумеется, было совершенно невозможно. Просто она говорила, что ей было бы спокойнее, если бы я сидела рядом. Вот только сделать это было нельзя.
Работа судьи накладывает свои ограничения. И юридические, и моральные. Несмотря на то что заседание проходило не только в другом суде, а вообще в другом городе и регионе Российской Федерации, кодекс судейской этики не позволял мне находиться в зале. Я не могла там присутствовать ни как судья, ни как, к примеру, помощник адвоката, ни как сторона по делу. Если бы заседание было открытым, то, возможно, простым слушателем я бы прикинуться могла, хотя и тогда рисковала поставить в неловкое положение и себя, и свою коллегу, но дела об усыновлении слушались в закрытом режиме, а потому посторонние в зал не допускались. Все это мне пришлось объяснять Натке не раз.
– Лена, но ты бы лучше всех понимала, как все идет, – ныла моя сестра, которая к тому моменту, как нужно было отправляться в Энгельс, совсем расклеилась. – Твои советы могли бы оказаться бесценными. Вдруг мы что-нибудь упустим.
– У тебя отличный адвокат, которая ничего не упустит, – снова и снова убеждала сестру я. – Наташа, перестань вести себя как ребенок. У вас железные аргументы. Костя с ребятами и нанятый Виталием частный детектив прекрасно поработали, так что все обязательно будет хорошо.
– А никак нельзя поговорить с судьей заранее? – жалобно спросила Натка и тут же замахала руками. – Все, все, молчу, молчу. Понимаю, что нельзя и что ты никогда на такое не пойдешь.
– Не пойду, потому что это неправильно, незаконно и к тому же совершенно лишнее. Наташа, потерпи пару дней, и весь этот кошмар обязательно кончится. Это же очевидно.
– Лена, я боюсь, все-таки мать есть мать, и я читала, что суды часто встают на сторону биологических родителей, потому что считают, что кровь – не вода.
– А ты не бойся понапрасну, а делай что должно. Наташа, перестань дергаться. Все будет хорошо.
И вот я сама проснулась утром от непонятно откуда взявшегося волнения. Дома я была одна, потому что в отсутствие Натки Сашка ночевала с детьми. Как ни помогала в течение дня Татьяна Ивановна Сизова, ночевать она все-таки уходила домой. Тем более что Василий Петрович чувствовал себя не совсем хорошо.
Перед Сизовыми Натке было неудобно – много лет ее соседи практически безвылазно жили в деревне, потому что на свежем воздухе чувствовали себя гораздо лучше, чем в загазованной Москве, и вот сейчас вынуждены были сидеть в городе, потому что обойтись без их помощи Натка никак не могла.
Она знала, что соседи спят и видят, как бы вернуться в деревенскую повседневность, но до оформления родительских прав отдать Настю в детский сад было невозможно, а значит, и без посторонней помощи не обойтись. А уж с необходимостью поездок в другой регион – тем более.
В общем, нагружать Татьяну Ивановну моя сестра старалась по минимуму, и неожиданная готовность Сашки помогать тетушке с ребенком оказалась как нельзя кстати. Так что вторую ночь моя дочь снова проводила с Сенькой и Настей и, как я подозревала, еще и с Фомой. Что ж, не имею ничего против.