Александр увидел, что лицо ее дрогнуло.
– Очень показательно, что ты не почувствовала к этому человеку сострадания. Она висит у меня на стене, потому что она заслуживает того, чтобы о ней не забыли. Она пыталась прожить свою жизнь в ужасном месте на этой земле, но не смогла и погибла в море. А таким, как ты, плевать на них с вашего высокого дерева, поэтому ты сидишь здесь. И ты никуда не уйдешь.
Он развернул стул на сто восемьдесят градусов, чтобы она смотрела в его монитор.
– Видишь, как далеко я продвинулся, мама? Две тысячи сто побед. И когда я дойду до две тысячи сто семнадцатой, с тобой случится то, что случилось вот с ним.
Он сдвинул монитор.
Крик, когда она увидела замороженную голову своего мужа, лежавшую боком на столе, был таким пронзительным, что пустые стаканы на столике у его кровати зазвенели.
Он залепил ей рот лентой. Дважды обмотал ее вокруг головы – и больше нет никаких криков.
Александр улыбнулся, отвез стул с матерью в угол, вернул на место монитор. Голова отца вполне может полежать здесь немного, потом он отправит ее обратно в морозильную камеру.
Потом Александр сел и запустил игру, подготовился к следующему раунду, выдвинул ящик в столе и вынул свой старый мобильник «Нокиа». Вытащил старую сим-карту и выбросил в корзину к другим.
Вложив новую одноразовую карту, открыл список контактов мобильника и нажал на тот, который назывался «фараон-идиот».
38
Роза
День четвертый
Трубку взяла Роза, потому что номер был незнакомый, а сумасшедший парень уже несколько дней не звонил. Роза прислушалась к своей редко изменяющей ей женской интуиции и щелкнула пальцами в сторону Гордона, который немедленно перезвонил начальнику отдела убийств. Теперь она должна была несколько минут поддерживать разговор, чтобы Маркус успел спуститься и послушать.
– Во-от как, это опять ты, друг мой, – сказала она и нажала на кнопку записи.
Реакция была мгновенной.
– Я не твой друг, и с тобой я вообще не хочу разговаривать. Дай мне фараона-идиота!
Роза с извиняющейся улыбкой посмотрела на Гордона.
– Он слушает. Параллельно.
– Ладно.
Видимо, парень остался доволен. Почувствовал себя важной персоной?
– Скажи «привет» Курту-Бриану Логану двадцати двух лет, фараон-идиот, – пригласила она к разговору Гордона.
– Меня зовут не Курт-Бриан Логан! – Парень, похоже, разозлился.
– Пусть так. Во всяком случае, мы знаем, что тебе двадцать два года, потому что иначе ты стал бы протестовать, правда?
– Кроме идиота, кто-нибудь еще слушает?
– Сейчас нет, но скоро сюда придет начальник отдела убийств с официальным визитом. Ему, как и нам, ты кажешься очень интересным случаем.
– Официальный визит, ладно! Значит, вы понимаете, что дело того стоит, – сказал он. – Очень рад.
«Очень рад». Роза сделала глубокий вдох. Объясните мне, как вести разговор с этим придурком?
– Ты ведь не сделал этого, правда, Курт-Бриан Логан? Ты ведь не убил свою мать? – Роза задержала дыхание.
– Откуда ты знаешь? – Он засмеялся. – Это очень смешно, но она сидит все еще со своей головой на плечах. И слышит, что ты говоришь, но ты ее не слышишь.
На самом деле Роза слышала. Сдавленные звуки, от которых волосы вставали дыбом, призывы о помощи, еле различимые, но они были.
На лбу у Розы выступила испарина. Ответственность за эту жизнь теперь была на ней.
Она посмотрела на Гордона, который устремил неподвижный взгляд на ее руку, державшую телефон. Значит, он тоже слышал это.
– Если ты еще хотя бы раз назовешь меня Куртом-Брианом, я отрублю ей голову прямо сейчас, понятно?
– Ладно, но как мне тебя называть?
Молчание подсказало, что на эту тему он не размышлял.
Роза ничего не стала говорить. Сейчас Маркус Якобсен был на пути к ним, поэтому она дала парню возможность подумать.
– Можешь называть меня Тосиро, – наконец произнес он.
Подошел Гордон.
– Привет, Тосиро, – сказал он.
– Это ты, фараон?
Гордон кивнул и ответил «да».
– Я так и думал, что ты самурай, – продолжил он.
Парень засмеялся:
– Почему? Потому что я использую самурайский меч? Ты, однако, смышленый.
– Может быть. Но больше потому, что ты называешь себя Тосиро. Разве это не японское имя? Разве самураи жили не в Японии? Разве у них не было самурайских мечей? Именно они пользовались ими, отсюда название.
Гордон кивнул Маркусу, показавшемуся на пороге.
– Я думаю, что ты имеешь в виду артиста Тосиро Мифуне, который играл самого известного в мире самурая в истории кино. Разве не так, Тосиро?
Парень захохотал. Слушать, как он хохочет, было невыносимо, поскольку рядом раздавались стоны его матери с призывом о помощи.
Гордон посмотрел на Розу, оба согласно кивнули. Можно открывать огонь, война объявлена.
– Мы хорошо знаем, что ты – самурай, Тосиро. Это видно по пучку светлых волос, который ты собрал у себя на голове, верно?
На заднем плане были слышны жалобные стоны матери, но парень вдруг пропал.
– Привет, Тосиро, – вступил в разговор начальник отдела убийств. – Меня зовут Маркус Якобсен, я возглавляю отдел, который расследует преступления, опасные для жизни людей. Мы имеем дело с худшими из худших преступников в Дании. Моя работа состоит в том, чтобы находить таких, как они, как ты, и отправлять их в тюрьмы, где они будут гнить. Тебе сейчас двадцать два года, но, когда закончится срок твоего наказания, ты будешь очень-очень старым человеком, Тосиро. Но ты можешь избежать этого, если откажешься от своих затей и расскажешь мне, как нам до тебя добраться.
– Верните мне дежурного фараона, – сухо сказал парень. – А ты, начальник, заткнись. Ненавижу таких, как ты. Если скажешь что-то еще, вы вообще не услышите от меня ни слова.
Маркус Якобсен пожал плечами и дал знак, чтобы говорил Гордон.
– Откуда ты знаешь, что у меня светлые волосы, собранные в пучок? – продолжил парень.
– Это я знаю, потому что у нас есть твой точный портрет, Тосиро. Со слов владельца киоска на Фредерикссунсвай, где ты покупал одноразовые телефонные карты. Мы проверяем регистрацию этих карт и скоро нагрянем к тебе.
Роза была изумлена. Неужели тот самый бледный мальчонка, которого она когда-то могла смутить одним прикосновением к его штанам, сейчас спокойно выкладывал убийственные факты?
– В Дании не регистрируют одноразовые карты, – парировал парень. – Во всяком случае, это я знаю. Думаешь, я дурак?