Хоан не мог сказать, по какой причине, но только ему уже не казалось теперь, что этот человек – итальянец. Он поблагодарил за информацию и убрал карту и записи.
Когда поезд подъехал к Нюрнбергу, где предстояла пересадка на другой поезд, Хоан за час работы написал что-то без всякого вдохновения.
«Черт побери, – прошептал он. – Как вообще можно легко и красиво писать, когда за тобой непрерывно следят и контролируют все, что ты делаешь? Если слушать директивы со всех сторон, о чем вообще можно написать, кроме повторения уже сказанного? Кроме того, если вдруг обнаружится, что он знает о разговоре Галиба и Хамида, то и немецкая служба безопасности, и Галиб устроят на него охоту. Герберт Вебер тут же сконструирует обвинение в убийстве, а Галиб предстанет перед ним с острым ножом. С другой стороны, если он будет себя ограничивать, то упустит момент и потеряет поддержку редактора. Собственно говоря, Хоан надеялся, что можно будет как-то лавировать между двух огней, но сейчас это казалось невозможным.
Хоан смотрел в окно, но ничего не видел. Если он все еще хочет быть знаменитым и уважаемым репортером, сидеть в «Xup, xup» и поглядывать на женщин, то другого пути у него нет. Ему надо писать то, что ему хочется, черт возьми, даже если это очень опасно. К своему удивлению, Хоан понял, что мужества для этого у него хватает. И за это тоже он должен был благодарить жертву двадцать один семнадцать.
Хоан открыл лэптоп и начал править текст. Сначала общий заголовок. Потом подзаголовки. Все имена назывались, убийство фотографа в Мюнхене подробно описывалось, в том числе кровь, по которой он ходил, город, в который он ехал, человек, которого он пробовал задержать, прежде чем было совершено убийство.
Поезд стал замедлять ход, а потом остановился. Хоан дошел до того места в своем тексте, что надо было решить, писать ли о встрече со службой безопасности и не в последнюю очередь об обнаружении видеофайла в мобильнике фотографа.
«Об этом я подумаю после пересадки», – сказал себе Хоан и хотел положить лэптоп в сумку, когда пассажир, сидевший по другую сторону от прохода, наклонился над ним и с улыбкой шепнул ему на ухо, что хочет поблагодарить за массу полезных сведений, которые он от него получил.
Прошли доли секунды, прежде чем Хоан рефлекторно повернул голову к мужчине в зимнем пальто, который сидел рядом с ним. Тот в несколько прыжков одолел проход и исчез на перроне.
Все последующие двадцать семь минут, проведенные в Нюрнберге до отправления поезда во Франкфурт, Хоана мучали вопросы. За какие полезные сведения его только что поблагодарил мужчина? На таком расстоянии он никак не мог прочитать то, что писал Хоан, и никакая дедукция не могла подсказать ему, почему Хоан сидел в этом поезде и по какому делу ехал во Франкфурт. Он не спрашивал о его профессии или о том, откуда он едет. Скорее всего, он предположил, что Хоан едет во Франкфурт-на-Майне только потому, что перед ним лежала карта этого города.
Но все-таки что-то было не так. Черт возьми, кто этот человек? Враг или друг? Журналист, который хотел перехватить его историю, или подручный Галиба? Хоан, обливаясь потом, бродил в ожидании поезда по перронам и пытался найти ответ на эти вопросы. Куда девался тот человек, почему он так спешил уйти? Может быть, это скрытый намек, что служба безопасности не теряет его из виду, что не только навигатор GPS контролирует его местопребывание? Сам он на это очень надеялся.
Купе первого класса в поезде, следующем во Франкфурт, было похоже на предыдущее. Прекрасные условия для работы, серьезные пассажиры в костюмах и тишина, которая дает душевный покой, позволяющий планировать и думать. Во Франкфурте он поселится в центре, чтобы расстояние до средних и больших площадей, которые он хотел осмотреть, было минимальным. Хоан предполагал действовать системно, изучить все места и не в последнюю очередь их потенциал для совершения терактов. И возможно, ему удастся заглянуть в будущее. Вопрос был только в том, когда это будущее начнется. В принципе, катастрофа может произойти еще до того, как он приедет во Франкфурт. У Галиба и Хамида был запас времени.
Хоан вынул лэптоп и пробежал глазами свою статью.
«Они, конечно, не обрадуются в Bundesnachrichtendienst
[26], если я изложу все эти факты и начну заниматься предсказаниями, – подумал Хоан. – Но разве общественный долг журналиста не в том, чтобы оповещать и предостерегать, если у него есть информация о будущих катастрофах, независимо от того, что думает по этому поводу разведка?»
Совершенно ясно, что человек со шрамами на лице желал, чтобы статьи, которые Хоан посылал в свою газету, сеяли панику и страх, но как бы он отреагировал, если бы Хоан своей статьей для завтрашнего номера смешал все его планы? Что бы он сделал? Воспользовался бы возможностью создать ложное чувство спокойствия и перенес бы теракт туда, где его меньше всего ждут?
Хоан попытался подвести итог. В данный момент Галиб, по-видимому, не знает, где он находится. Если он будет очень осторожным, то что помешает ему послать свою статью со всеми точными данными в «Орес дель диа»? Похоже, ничто. Но проблема была в том, что он не знал некоторых существенных фактов. Где сейчас Галиб и что делают он и его люди? Хоан знал только, что этот опасный человек, вероятно, находится в одном из самых оживленных мегаполисов Германии и что он, не считаясь ни с чем, будет идти к своей цели.
Некоторое время Хоан взвешивал все «за» и «против», когда в купе вошел человек и встал у его столика.
– Хоан Айгуадэр? – вежливо спросил он.
Хоан поднял брови и посмотрел на невысокого мужчину плотного телосложения, который для этого времени года был странно загорелым.
– Да, а кто вы? – спросил он.
– Мне всего лишь нужно передать вам вот это, – сказал мужчина и протянул ему конверт. Затем он приподнял шляпу, извинился, что помешал, перед сидевшими рядом и вышел.
Конверт был совершенно обычным, в отличие от послания.
Письмо гласило:
Откуда ты узнал, что ехать надо во Франкфурт? И как ты оказался в полиции минувшей ночью? Разве я не велел тебе держаться от них подальше? Мы знаем обо всем, что ты делаешь, Хоан Айгуадэр, поэтому берегись. Один неверный шаг – и на этом игра закончится. Во Франкфурте ты узнаешь как.
Хоан чуть не задохнулся. «Один неверный шаг – и на этом все, игра закончится» – так было написано. «Закончится» в данном случае означало что-то одно абсолютное и бесповоротное, он нисколько в этом не сомневался. «Закончится» – это перерезанное горло. Это плен и пытки. И на этом всё.
«Что мне делать? – в отчаянии подумал он. – Выпрыгнуть из поезда до станции?»
Он сжал в руке мобильник. Если он позвонит Герберту Веберу в службу безопасности, то они решат, что он им больше не нужен. Он станет подозреваемым, попадет в камеру предварительного заключения вплоть до завершения дела, и развеются все мечты о величии и охоте на женщин на пляже в Барселоне. Одним махом он превратится в нуль, отправится назад в свое безрадостное прошлое, с которым он пару дней назад, казалось, расстался навсегда.