– Ты уверен, что на этих фотографиях твоя жена, Асад? Они ведь нечеткие, с плохим разрешением.
– А вот эта лучше, – сказала Роза и протянула вырезку с небольшой фотографией. – Из другой газеты. Матовое фото, другое разрешение.
– Этой фотографии я не видел. – Асад придвинулся поближе.
– Не видел?
Он покачал головой и наклонился, словно лаская заплаканное лицо жены своим взглядом.
– Нет, не видел, но это она! – сказал он. – А молодая женщина рядом с ней – одна из моих дочерей, в этом я абсолютно уверен.
Руки Асада дрожали от волнения, когда он нежно гладил лицо жены кончиками пальцев.
Он поднял руку, и она застыла в воздухе. Причиной был мужчина, стоявший рядом с ними.
– В чем дело, Асад? – спросила Роза.
Голос Асада дрогнул. Мужчину на этой фотографии было хорошо видно. Слишком хорошо. И он стоял рядом с самыми близкими ему людьми.
– Аллах, будь ко мне милосерден! – простонал Асад. – Этого человека я боюсь и ненавижу больше всех в этом мире.
16
Хоан
День двенадцатый
Шофер такси, который дежурил у аэропорта Франца-Йозефа Штрауса, взглянул на каракули Хоана с написанным адресом. Растягивая слоги, как и положено на мюнхенском диалекте, он назвал сумму, за которую готов был отвезти его туда, но Хоан не разобрал слов. Только понял, что для его скудного бюджета это, конечно, дорого.
– Just go
[10], – тем не менее сказал он и ткнул пальцем в сторону оживленного движения транспорта рядом с терминалом.
Он надеялся найти фотосеть или Союз фотографов в Мюнхене, где смогли бы узнать немецкого фотографа по его характерной трамвайной униформе. С этой целью он уже позвонил в Союз фотографов в Диллингене и попробовал пообщаться с сотрудником по-английски. Спросил, не знают ли они, куда надо обратиться, чтобы получить информацию. Но познаний в английском языке у него и у взявшего трубку человека явно было недостаточно для разговора.
Тогда он стал гуглить и в конце концов вынужден был констатировать, что третий по величине город Германии не имеет учреждения или агентства, которое могло бы ему помочь. Его окончательным решением стало обойти редакции газет и расположенные в центре города фотомастерские, но для начала посетить музеи, специализирующиеся на фотоискусстве.
Вообще, было непонятно, есть ли у этого человека какая-то связь с Мюнхеном, кроме униформы. Хоан на это надеялся. И независимо от того, к чему приведет его расследование, он должен был каждый день посылать отчеты о нем в свою газету, а также, что было гораздо хуже, Галибу, который называл себя Абдул-Азимом.
Последнее обстоятельство Хоана очень тревожило, и для этого были серьезные причины. Разве Галиб не показал наглядно, на что он способен? Этот негодяй был откровенным садистом и убийцей, который без угрызений совести убил жертву номер 2117 и приказал перерезать горло другой женщине, которая находилась в хорошо охраняемом лагере для беженцев. Как вообще это могло произойти? Хоану было страшно подумать, какую ужасную сеть сплел Галиб.
Все это заставляло Хоана снова и снова оборачивался, чтобы посмотреть, не преследует ли его кто-нибудь. Не приклеились ли черные «ауди», БМВ или «мерседесы», а что это за белый «вольво», который ехал за ним от аэропорта?
Предупреждение Галиба было совершенно четким и не подлежало двоякой трактовке. Хоан должен был следовать его указаниям, если только не хотел закончить жизнь, как жертва 2117 или как та женщина, которой перерезали горло. Поэтому текст о его посещении лагеря беженцев Меногея был добросовестно воспроизведен в его статье в «Орес дель диа» вместе с фотографией убитой женщины. Собственное участие в трагическом событии он постарался по возможности затушевать.
Через несколько часов его статья об охоте за убийцей была поднята на щит, он увидел это в интернете. И едва успели сделать набор в «Орес дель диа», как историю продали целой куче европейских газет, жаждавших сенсаций. Фотография убитой женщины появилась на первых страницах газет на всех стендах в аэропортах с затемненными пятнами на месте перерезанного горла и глаз.
В «Орес дель диа» все были, конечно, в восторге от статьи, которая дала большие барыши и повысила рейтинг газеты. И всем было плевать, что их корреспондент тем самым сунул голову в пасть льва. Эту проблему он должен был решать сам.
За лобовым стеклом Хоан увидел величественные здания центра, показавшиеся после проезда через городские ворота Исартор. В качестве первой остановки в своих поисках он выбрал Мюнхенский городской музей, который гордился отличной коллекцией фотографий. Уж здесь-то, черт побери, найдется хоть кто-нибудь, кто скажет, в каком направлении ему двигаться. Наверняка фотограф с голым черепом, который бегает в старой синей униформе служащего трамвая, должен привлекать внимание в этих кругах.
Хоан вынул листок, который ему передал мальчишка в Никосии.
«Пока мы знаем, что мы тебя опережаем…» – так там написано. Но что будет, если он на самом деле выйдет на фотографа? Не слишком ли он близок к цели?
– Achthundfünfzig Euro
[11], – сказал шофер, на этот раз более отчетливо, когда они остановились у музея.
Хоан почувствовал облегчение. Шофер мог потребовать вдвое больше, и ты все равно не знал бы, надули тебя или нет.
Снаружи Мюнхенский городской музей был похож на старый склад, который выделялся среди окружающих зданий геометрической четкостью линий и явно был придуман архитектором в свой не самый лучший день. Во всяком случае, так решил Хоан, выросший в городе, символом которого стали фантазии Гауди.
Первый внутренний двор музея был украшен фонтаном с фигурой, красоту которой оценил бы не каждый. Из двора через черный ход Хоан направился в вестибюль с кассой.
Хотя он объяснил кассирше цель своего прихода и даже показал удостоверение журналиста, ему пришлось выложить семь евро за билет.
– М-да, даже не знаю, к кому вам надо обратиться, – ответила кассирша. – Наверное, лучше всего было бы поговорить с Ульрихом или Рудольфом… но как раз сегодня их нет. Может быть, стоит подняться на третий этаж, где у нас временные фотовыставки.
Хоан посмотрел по сторонам. В нескольких метрах от кассы была информация о проекте «Migration Moves the City»
[12], это была временная выставка на первом этаже.
Хоан застыл. А нет ли связи между пребыванием фотографа в Айя-Напе и этой выставкой? В таком случае контакт фотографа с Галибом, вероятно, был не преднамеренным, а их разговор – совершенно случайным.
Если так, то он идет по ложному следу.