– Ты не Дебра Мейз. Дебра Мейз была из Кливленда, штат Огайо. Она ходила в школу в Акроне, штат Огайо. Она бы знала, сколько времени нужно на дорогу из Кливленда в Акрон. Она, вероятно, не один десяток раз ездила по этому маршруту.
– Чего ты хочешь?
– Хочу знать, кто ты на самом деле.
– Уже никто.
Доменик натянул куртку и надел ботинки. Я поднялась, взяла ключ, заперла дверь и встала перед ней.
– Что ты делаешь? – сказал Доменик, подходя ко мне.
Он стоял всего в нескольких сантиметрах от меня. Существенно выше, поэтому мне пришлось запрокидывать голову.
– Ты пьян, – сказала я. – Мой долг перед обществом не пустить тебя за руль.
– Преступница. Вот ты кто.
– Меня называли и похуже. И тем не менее я не могу пустить тебя за руль в таком состоянии.
– Отойди от двери. Я обещаю, что не сяду за руль.
– В Реклюсе нет мотелей.
– Я буду спать в своей машине.
– Ты можешь спать здесь на полу.
– Моя машина удобнее.
– Тогда можешь занять кровать.
Доменик некоторое время обдумывал предложение, затем решился: снял куртку и скинул ботинки. Затем наклонился и зашептал мне на ухо. От него пахло бурбоном и мужчиной, тем мускусным запахом, который может быть тошнотворным или опьяняющим, в зависимости от его обладателя.
– Ты меня боишься? – спросил он.
– Нет, – сказала я.
И я действительно его не боялась. Я чувствовала совсем не страх.
Доменик положил руку мне на шею – его пальцы были теплыми и сильными – и поцеловал меня. Как в прошлый раз, только более интимно, потому что теперь я его знала. Затем отстранился, обескураженный, словно мучаясь моральной дилеммой. Иногда мне стоит напоминать себе, что кое-кто считает мое поведение по меньшей мере сомнительным.
Я толкнула его на кровать и оседлала. Поцеловала его, надеясь, что он хоть на время забудет, кем, по его мнению, я могла являться. Мне было интересно, как долго мы сможем притворяться нормальной парой, которая трахается на скрипучей кровати в подвале школьного здания.
Наша одежда слетела так быстро, словно я на секунду отключилась, а она исчезла. Быть с ним казалось таким же естественным, как дышать. Я как будто знала его не хуже других своих мужчин. И он почти заставил меня забыть того, кого я всегда старалась забыть.
Когда мы закончили, Доменик поцеловал меня в лоб и заглянул в глаза, испытующе, но все еще нежно, подозрительно нежно.
– Пожалуйста, скажи мне, что ты никого не убивала.
К слову о том, как испортить настрой. Не сомневаюсь, что он увидел вспышку боли, а за ней – наполняющий меня гнев. Впрочем, Доменик имел право на такой вопрос.
– Я никого не убивала, – сказала я.
Я этим гордилась. Никогда не училась в колледже, ничего собой не представляла. Но я никогда не убивала другого человека, – учитывая пережитый опыт, отличный повод для гордости.
* * *
Доменик, вероятно, мог бы спать даже во время крушения поезда. У меня есть будильник, который гудит, как пожарная сигнализация. Подарил директор Коллинз после того, как я несколько раз опоздала на уроки. Если семь лет подряд работаешь в баре, то необходимость пять дней в неделю вставать ровно в семь ощущается как постоянная смена часовых поясов. Боюсь, режим дня выдает меня больше, чем нестандартный взгляд на школьную программу.
Я приняла душ и переоделась в цветочный сарафан с кардиганом, который надевала в тех случаях, когда нужно было сыграть свою роль на отлично. Доменик продолжал посапывать. Я села рядом с ним на кровать и некоторое время слушала. Мирное посапывание странным образом успокаивает нервы. Затем взяла из тумбочки револьвер Блю, засунула его в бумажный пакет и положила в сумку. Оставив у кровати стакан воды, вышла через заднюю дверь. Метнулась к своему «Кадиллаку», чтобы спрятать оружие в бардачке, а затем поднялась по ступеням начальной школы Джона Аллена Кэмпбелла – провести еще один день в окопах.
* * *
Утро тянулось бесконечно. Первыми у меня всегда стояли самые утомительные уроки. К тому времени, когда прозвенел звонок на перемену, мои ученики выглядели как приговоренные к смертной казни, которым только что дали отсрочку. Я заняла свой пост на скамейке и тут же оглянулась, услышав свист.
– Эй, училка! – Доменик подзывал меня к забору.
Я подошла, пытаясь прочитать выражение его лица. Не то чтобы вчерашний вечер все изменил. Он полицейский, а я беглянка. Он пока не разобрался во всех деталях, но что-то уже выяснил.
– Доброе утро, соня, – сказала я.
– Спасибо за гостеприимство.
– Сейчас это так называют?
– Позволь задать вопрос, – сказал Доменик. – Это твой «Кадиллак» стоит за школой?
– Да, – ответила я. Автомобиль зарегистрирован на Дебру Мейз, и я решила не юлить.
– Для побега вариант такой себе.
– Подарок от старого друга, – объяснила я.
– Ты планируешь задержаться здесь на какое-то время? – спросил Доменик.
Хороший вопрос. У меня не было ответа. Я пожала плечами.
– Если тебе вдруг захочется поговорить, или в чем-нибудь сознаться, или… что-то еще, у тебя есть мой номер, – сказал он.
– Очень любезно с твоей стороны, – ответила я.
Доменик вцепился обеими руками в сетчатый забор. Его палец слегка задел мой.
– Еще увидимся, Дебра.
Я услышала плач Марго на другом конце двора. Она все выходные смотрела футбол по телевизору и теперь попыталась повторить какой-то финт. Асфальт и детские колени – неудачная комбинация.
– Я лучше пойду. Надо заняться фиктивной травмой.
– Не делай глупостей, – попросил Доменик.
– Каких, например?
– Не сбегай.
Глава 15
– Кто этот долговязый? – спросила Кора, когда я вернулась к обеденным скамейкам.
– Просто старый друг, – сказала я.
– Откуда он взялся?
Прозвенел звонок. Никогда я так не радовалась возвращению в класс. На втором уроке мы мастерили термометры из банок для консервирования, соломинок, пластилина и медицинского спирта. Оказалось не так интересно, как я надеялась, поскольку у нас в комнате не было источника тепла, чтобы замерить повышение температуры. Билли Питерс потерял терпение и вытащил из кармана зажигалку.
В школе к зажигалкам вообще относились с неодобрением, так что мне пришлось ее конфисковать. На красивом металлическом корпусе значились инициалы: Дж. П. Я одарила Билли выразительным взглядом: мол, мне известно о краже. Потом бросила на него еще один взгляд, говорящий: сдавать не собираюсь. Я не крыса, и, хотя некоторые считают это достоинством, я совершенно уверена, что это мой фатальный недостаток.