– Борись, папа! – кричит в ответ Джим. Десятилетия страданий прорвались наружу. – Почему ты никогда не боролся? Зачем ты привел нас сюда? Почему так легко сдался?
– Не так уж и плохо работать на «Веселой фабрике», – пожимает плечами Перси.
– Она же перемалывает тебе ноги!
– Не смей, б, так разговаривать с отцом, б! – по цеху разносится чей-то знакомый голос.
Керри поворачивается – это Джон, его замечательный старший брат Джон. Он тоже в ловушке, торчит из станка наполовину.
– Тоже мне, б, несчастный Джим. Комплексы, б… Подавленный, б, гнев и потребность в мамочкиной сиське, е. Смотреть, б, противно. Да мы молились за тебя, как чертовы шлюхи! Е, видит бог.
– Ты говоришь так, будто все паршиво, – возражает Керри. – Я счастлив. Да, вполне. Дела идут не так уж и плохо. Я снялся в паре стоящих фильмов. Нашел хорошую девушку…
– Давай-давай, б, тычь мне этим в лицо, б.
– По-моему, ты перебарщиваешь с ругательствами.
– Кого ты из себя строишь? Е твою мать!
Это последнее, что они сказали друг другу. Джон подпрыгивает в воронке и, еще раз смачно выругавшись, исчезает в заводских трубах.
– Подай мне, пожалуйста, мои сигареты, – просит Перси, пока лезвия перемалывают ему бедра. – Неплохо бы затянуться разок-другой.
– Почему ты не подал в суд, когда тебя уволили?
– Хорошие люди не подают в суд, сынок, – поясняет Перси, пока лезвия крошат ему задницу. – Проклятый Билл Гриффитс!
– При чем тут Билл Гриффитс? Ты мог бы достичь гораздо большего. У тебя был талант. Они отобрали у тебя жизнь, а ты ничего не сделал. Почему ты не боролся?
Перси пожимает плечами:
– Однажды судьба повернулась ко мне задницей.
– Ты отказался от своей мечты?
– Я не отказывался от мечты, – задыхаясь, возражает Перси. – Однажды ты рассмешил меня так, что я чуть не лопнул от смеха. Ты стал моей мечтой.
Керри вдруг устыдился своего гнева. Он взобрался по воронке, присел на край и потянулся рукой к отцу. Но шестерни уже добрались до шеи Перси, алая кровь фонтаном брызжет на стенки. Джим соскользнул, ухватился за стены, отчаянно пытаясь выбраться. Но стены слишком крутые, слишком гладкие. «Веселая фабрика» зажевала Керри, стальные челюсти крошат кости, по цеху разносится приторное бренчание, Керри проваливается по колено, затем по пояс. Царапает ногтями стенку – напрасно, обратного пути нет. Фабрика зажевывает его по плечи. По шею.
И дальше чернота.
Сон со своей непонятной извращенной логикой переносит Керри в маленькую каменную лачугу дворника, а фабрика превращается в кухню. Они с отцом стали человеческим фаршем. Шипят на огромной сковороде вместе с луком и сельдереем, а мама помешивает их лопаткой.
– Мама! Это я! Выключи плиту! – кричит Керри.
Но его слова – это всего лишь потрескивание пенящегося масла.
– Она не слышит нас, сынок, – отзывается соседний кусок мяса. – Она страдает.
Керри метался по кровати весь в поту. Джорджи проснулась от его криков. Всего лишь месяц назад она растормошила бы Керри, обняла и успокоила. Но сейчас между ними стояло презрение, и Джорджи больше не реагировала на стоны и всхлипывания. С интересом и даже удовольствием она смотрела на беспомощную звезду.
Глава 7
Когда Керри проснулся, Джорджи уже ушла на курс сценарного мастерства Кэприс Вайлдер.
Сон про «Веселую фабрику» выветрился. Осталось лишь смутное ощущение угрозы, от которого Керри собирался избавиться при помощи буддийского учения: ум ненадежен, это коллектор иллюзий. Проблема в том, что все человеческие умы связаны друг с другом, а засор становится все грязней и плотнее.
Керри выбрался из постели и отправился на кухню пить кофе, когда по электронной почте пришло сообщение от помощницы Сисси Бош. Она написала про вирусный видеофейк, добавив, что проигнорировать его в этот раз не получится. Где-то на Корейском полуострове толковый технарь-извращенец феминизировал черты лица Керри, приделал длинный черный парик и все это наложил на тела близняшек-лесбиянок. Ролик с их кровосмесительным действом в высоком качестве собрал за ночь десять миллионов просмотров. Когда Керри увидел страстное соитие лесбиянок, как две капли воды похожих на него, рука непроизвольно потянулась под халат.
Как блестят его густо подведенные тушью глаза! До чего хороши пухлые ярко-красные губки! Четыре симметричные каплевидные груди просто сводят с ума. Как нарочито застенчиво он дышит и хихикает! Неужели скрытое желание быть женщиной наконец-то получило выход? Или это просто крайнее проявление аутоэротизма? Керри не разделял опасений Сисси Бош по поводу имиджа и меньше всего думал в тот момент об авторских правах. Как завороженный, он любовался своей новой плотью, не видя в ней ничего противоестественного. Он представил, как вместе со своими женскими «я» мчится по порнографическому Персеполису. Керри даже не думал обращаться в суд. Единственное, чего ему хотелось, – это пройти сквозь экран. Ласкать и наслаждаться ласками, сливаться с женскими версиями самого себя, наконец-то обрести целостность. Как легко они бы читали мысли друг друга! Нечего скрывать. Не нужно притворяться.
Наконец-то меня будут понимать.
Казалось, прошла целая вечность. Он забыл про кофе и прилип к ноутбуку, вглядываясь в себя на светящемся экране и дроча как заведенный. До разрядки оставалось совсем немного, но все испортила внезапная мысль. Если эти южнокорейские лесбиянки-Керри собрали десять миллионов просмотров за ночь, то что представляют собой он, настоящий Джим Керри, и его талант? Столько лет он создавал имидж, столько сил тратит на его поддержание – и, пожалуйста, участвует в бесплатном любительском порно, еще и в двойном количестве.
В душе назревал глубокий надлом, грозивший обернуться полным ступором. Всплывающая реклама действовала на опережение и заботливо подсказала лекарство: куриный сэндвич с медовым маслом от Wendy. Просто деликатес фастфуда. Ничего восхитительнее Керри не видел. Обжаренная во фритюре корочка, мягкие и хрустящие булочки в заоблачно высоком разрешении. Госпел-хор за кадром взывал к новым соусам «Пикантное барбекю» и «Медовая горчица», и Керри жаждал только одного – макнуть в них сэндвич.
Истекая слюнями, Керри бросился к порше.
Пока он мчался по Колибри-роуд, внутренний голос уверял, что двух сэндвичей Wendy вполне достаточно.
Но у окошка с раздачей вдруг прорвался другой голос – жуткий и страдальческий одновременно:
– Пять куриных сэндвичей с медовым маслом.
Восстановить душевное равновесие не удалось. Нашло оцепенение, полное, хотя и недолгое отрешение от мыслей и чувств. Керри проглотил два сэндвича с пикантным барбекю, не спеша проезжая по Сансет, и еще пару сэндвичей с медовой горчицей на стоянке Saharan Hotel. Прошел мимо бассейна и плюхнулся на кровать в номере Кауфмана, чтобы съесть последний сэндвич. Осталось по баночке каждого соуса, и, снимая фольгу с крышек, Керри мучительно выбирал между сладким и соленым. Последним кусочком блаженства Керри решил насладиться по полной и макнул сэндвич в оба соуса: новые ощущения и резко возросшее (в первый момент) чувство личной свободы. Каким будет следующий укус – с пикантным барбекю или медовой горчицей? Никто на свете, кроме самого Керри, этого не знал. С самодовольной уверенностью он направил сэндвич к медовой горчице, как рука неожиданно сменила курс в сторону пикантного барбекю. Какая сила разводит намерения с действиями? Что заставило Джима Керри в 10:03:28 нарушить планы по маканию сэндвичей, которые он строил всего лишь полсекунды назад?