— Ты тоже пока еще полицейский, между прочим.
— Уже нет, Макар.
Дико волнуясь, Макар набрал номер Гущина, как только после долгой дороги они оказались на месте. Он был краток и одновременно путался в словах.
А Клавдий Мамонтов в этот момент уже стучал здоровой рукой в ворота. Им открыла женщина — та медсестра, что делала Ивану Зайцеву уколы в первый их визит. Смуглое лицо ее было заплакано.
— Зачем вы опять к нам? — сквозь слезы простонала она.
— По делу. А что у вас? — спросил подоспевший Макар.
— Иван Петрович утром впал в кому, — ответила, всхлипывая, медсестра. — «Скорая» его увезла из дома. Он в реанимации без сознания.
— Василий в больнице с отцом?
— Только что вернулся, объявил нам: Иван Петрович умирает. Врачи сказали — надежды нет.
— Где он? — спросил Клавдий Мамонтов, освобождая из перевязи раненую руку.
— Они с братом на крыльце, — ответила медсестра и указала на дом под медной крышей.
Сводные братья действительно были на крыльце — сидели на ступеньках. Василий сгорбился, он плакал, Адам обнял его за плечи. Он первым увидел направляющегося к ним Клавдия Мамонтова. Василий их даже не заметил сначала, он рыдал как мальчишка.
— Василий, вставай, — приказал ему Клавдий Мамонтов. — Адам, отпусти его и отойди.
— Отчим умирает в больнице. А вы… почему у вас такие лица? — Адам уставился на них.
Василий Зайцев тоже поднял голову. Лицо его заливали слезы. Столько горя и печали было в его затуманенных глазах, что у Макара невольно защемило сердце…
— Адам, в сторону! — Клавдий Мамонтов решительно шагнул к Василию Зайцеву. — Ты… Мы все знаем. Это ты их убил. Двух сестер, которых до этого сам же нанял, чтобы свести с ума его мать!
Василий Зайцев метнул на него невыразимый взгляд и…
Он схватил Адама за шею, притягивая его к себе. Выхватил из кармана брюк нож — щелк! Выкидное лезвие ножа уперлось в горло мальчика.
— Не подходи! — крикнул он истерически, давясь слезами. — Клянусь, зарежу его!!
Все дальнейшее произошло почти одновременно — раненый Клавдий Мамонтов прыгнул, поворачиваясь вокруг своей оси в прыжке, и ногой нанес мощный удар Василию Зайцеву в грудь. Тот с криком боли опрокинулся на спину, упал с крыльца на траву, выронил свой нож. Адам тоже слетел с крыльца. Он опередил Клавдия Мамонтова буквально на секунду — схватил нож с травы, бросился к Василию, которому Мамонтов своим ударом едва не сломал грудную клетку…
— Нет! Адам, не делай этого! — закричал Макар, которому померещилось, что тот сейчас вонзит нож в грудь сводного брата.
Но Адам не вонзил нож в грудь Василия. Нет! Он заслонил его собой от Клавдия Мамонтова, приподнимая с травы, крича:
— Ну, на, на, зарежь меня! Если так кончится вся эта ненависть — убей меня, братан!
Он совал нож в руку Василия. Тот сжал рукоять, глянул на плачущего Адама и… отшвырнул нож прочь.
Повернулся и зарыдал, уткнувшись лицом в траву.
За забором послышались звуки полицейских сирен.
«Нет, не таким рисовалось задержание убийцы сестер Лаврентьевых», — пронеслось в голове у Макара. Он сам плыл словно в тумане.
От калитки к ним тяжело бежал полковник Гущин, за ним полицейские Бронниц.
Они подняли рыдающего Василия Зайцева с земли, надели на него наручники, повели к машине.
Нож забрал Гущин. Передал эксперту.
У Клавдия Мамонтова сквозь повязку на плече проступила кровь. Его рана вновь открылась — прыжок карате-до дался ему нелегко.
Полковник Гущин приказал Макару снова везти Клавдия в больницу — останавливать кровотечение.
В этот момент зазвонил мобильный Василия Зайцева, который полицейские у него сразу изъяли. Ответил на звонок полковник Гущин.
Из реанимации частной клиники сообщили, что Иван Петрович Зайцев умер.
Полковник Гущин попросил Адама подняться наверх и оставаться в своей комнате. В доме Зайцевых вновь начался повторный обыск.
В хирургии больницы Клавдию Мамонтову сделали дренаж раны, засунули туда тампон. Обезболивающее уже помогало плохо — он скрипел зубами от боли.
Макар умолял его вернуться в госпиталь в Москву. Но Мамонтов наотрез отказался.
— Мы должны Зайцева еще допросить. У нас к нему остались вопросы, — ответил он.
— Гущин его сам без нас допросит.
— А ты разве не хочешь все узнать? Не хочешь найти выход из коридора затмений?
— Очень хочу, Клава… Но я…
— Что?
— Я сейчас тревожусь только о тебе.
— Спасибо. Со мной все хорошо, — ответил Клавдий Мамонтов, поднимаясь с банкетки в хирургии и…
Его резко повело в сторону. Макар подхватил его.
— Он у вас в обморок грохнется. Болевой шок! — Дежурный хирург, делавший перевязку, сунул Мамонтову под нос пузырек с нашатырем.
Клавдий пришел в себя.
Макар понадеялся — может, хоть это его остановит, заставит вернуться в госпиталь…
— Поедем, допросим Зайцева, Макар, — медленно, с усилием повторил Клавдий Мамонтов.
Макар подумал — его друг сделан из железа…
Он снова сказал себе: нет, совсем не так они представляли себе задержание убийцы.
Полковник Гущин, когда увидел их в полицейском управлении, поперхнулся словами: «Клавдий, тебе надо срочно назад в госпиталь», — и лишь рукой махнул.
В результате допрос Василия Зайцева они провели втроем.
«Смерть отца влияет и на убийц», — размышлял печально Макар, слушая, как Василий Зайцев отвечает на их вопросы — отрешенно, почти безразлично. Словно все стало неважным для него, потеряло вдруг смысл. Тогда зачем все это было?! Для чего они сами прошли столь трудный путь, чтобы в конце столкнуться с подобной апатией и… безысходностью…
— В ноябре врачи объявили отцу, что медицина бессильна и теперь ему станут оказывать лишь паллиативную помощь. — Василий Зайцев смотрел в пол. — Меня убило, что папа умирает, что он оставляет меня одного. Врачи давали ему полгода… И он начал приводить дела в порядок. Он объявил мне, что все производство он отдаст… то есть отпишет Еве, потому что она сама бизнесмен и знает, как руководить фабрикой, как удержать ее на плаву. Он словно извинялся передо мной — мол, на фабрике работает много людей, город от нее целиком зависит, нельзя дать ей закрыться, нельзя ее потерять, обанкротить. «Ева справится, а ты, сынок, — нет, не обижайся, твоих способностей не хватит, ты еще так молод, неопытен…» Мне он оставлял только дом и проценты с дохода по акциям, которые теперь просто бумага… А все остальное, главное, ей — жене. И я решил ее убить.