Коридор затмений - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Степанова cтр.№ 72

— Но Раух сам уж никак не мог убить Анну и Евгению. Три инсульта, Макар. Он прикован к инвалидному креслу много лет. И он содержится в пансионате, из которого так просто не выберешься. Если Иван Зайцев еще мог покинуть дом тайком в отсутствие слуг и сына, то… Глеб Раух точно нет.

— А нанятый им человек, который общался с заведующей Полонской и Евой, мог быть и не детективом, Федор Матвеевич. Он может оказаться кем угодно. Любым отморозком, киллером. Соседка Анны Лаврентьевой ведь видела кого-то на лестнице в день убийства. Она сначала утверждала, что это Алексей Лаврентьев. Затем стала колебаться — мол, и женщина могла быть переодетая, незнакомая. Мы решили, что Ева, потому что и у нее имелась черная бейсболка, которую заметила соседка. Но это мог быть и кто-то еще…

Макар внезапно осекся.

Он вспомнил визит в пансионат Серебряного Бора. Парня, явно не медбрата, который привез в инвалидном кресле Глеба Рауха. Того, кого Раух представил им как «своего помощника». Молодой. Худой. Спортивный. В черной одежде. И черной бейсболке.

— Клавдия нам как не хватает, а? — полковник Гущин тяжко вздохнул.

— Я завтра еду к нему в госпиталь. Интересно, что он скажет на все наши новые версии? У него порой парадоксальные решения ситуации и светлая голова.

В доме под медной крышей ужинали поздно — в сумерках, не зажигая в столовой верхнего света, а довольствуясь лишь желтой вычурной настольной лампой на итальянском комоде.

Впервые за много недель Иван Петрович Зайцев спустился в столовую из своей комнаты-палаты и присоединился к семейной трапезе. Они сидели за столом втроем — он, Василий и Адам.

— Теперь только мы остались — мужики, — объявил Иван Петрович Зайцев. — Ева… не вернется.

Василий и Адам молчали. Василий налил отцу минеральной воды.

— А без нее как-то легче, — продолжил Иван Петрович Зайцев. — Словно воздух очистился после бури… Адам…

— Что, Иван Петрович? — Адам глянул на отчима.

— Прости, что я все так запустил. Что я не помог тебе раньше. Твоя мать уже не вернется сюда.

— Она мне не мать.

— И я скоро тоже вас покину. — Иван Петрович Зайцев помолчал. — Вы останетесь вдвоем. Адам, деньги на твое образование я выделил. Пусть все, что заложено в тебе бабушкой-педагогом, не пропадет даром. Вася о тебе позаботится.

— Обещаю, папа, — сказал Василий. — Только…

— Что, сынок? — отец улыбнулся ему.

— Не покидай нас, а? Будь с нами.

В вечерних сумерках над Бельским озером плыла луна. Шар ее отражался и в водах другого озера — Бездонного, что в Москве, в Серебряном Бору. Из окна своей комнаты-палаты в частном пансионате луной любовался и Глеб Раух.

Он оторвал взгляд от дисплея мобильного, которым занимался весь вечер — чистил книгу контактов, стирал ненужные уже телефонные номера. Луна… Бледный диск — ни облачка не закрывало его от взора. Никаких затмений. Чистый мистический свет…

В палату вошел помощник. Он хотел что-то сказать Рауху. Но в этот момент сиделка прикатила столик на колесах, сервированный к их совместному ужину. Глеб Раух покосился на тарелку с картофельным пюре и филе черной трески с маслинами и каперсами. На ужин подали все, что он заказал утром в меню. А своему помощнику он заказал стейк, подумал — для тупых ножей с кухни пансионата стейк жестковат. Нужен другой нож…

Он поймал оценивающий взгляд помощника в адрес сиделки — новой, молодой, еще не слишком опытной. У нее были черные густые волосы, которые она прятала под медицинскую шапочку, и темные глаза.

Черные очи… они всегда сводили Глеба Рауха с ума, лишали покоя…

Сиделка чем-то напомнила ее…

Юную Еву из их собственного рая, который они создали на заброшенной ГЭС.

Он вспомнил, как одной такой же ясной лунной ночью они с Евой стояли на ржавом мосту, ведущем в их Эдем. Он тогда был робок с ней — только вздыхал и спрашивал, что у нее с Самаэлем-Адамом… любовь или как? А она, тихо засмеявшись, ответила: «Тебе какое дело? Он нас сейчас не видит».

Она сама расстегнула ему молнию на джинсах. И он взял ее прямо на ржавом мосту, ведущем в их Эдем. Одновременно сгорая от страсти и леденея от ужаса — потому что каждым толчком боялся опрокинуть ее с перил в воду. Но она … Ева не страшилась ничего.

Эдемского червячка они зачали в ту шальную ночь. Так он считал всегда — потому что Ева тогда была истинной Евой из апокрифов и легенд. А он сам уподобился Эдемскому змею, у которого не имелось ни рук для объятий, ни губ для поцелуев. А лишь упругий змеиный хвост.

Клавдий Мамонтов встретил Макара в больничной палате госпиталя МВД — после операции по извлечению пули ему наложили на плечо тугую повязку и прибинтовали левое предплечье к туловищу. Кисть руки покоилась на перевязи. Его держали пока на сильном обезболивающем. Но по палате он уже ходил, несмотря на слабость из-за кровопотери.

Кроме Макара, который отвез его с острова в больницу, и полковника Гущина, приказавшего перевести его из Бронниц в госпиталь МВД на лечение, никто больше в полиции за все эти дни даже не поинтересовался состоянием Мамонтова — как только полицейский подает рапорт на увольнение из силовых структур, он отрезанный ломоть. Коллеги и начальство, некогда бросавшие Мамонтова на самые опасные задержания вооруженных преступников, «арендовавшие» его силу, ловкость, отвагу и профессиональные навыки бывшего бодигарда, теперь полностью вычеркнули его из своих списков, потому что использовать его уже было нельзя. Если бы не жесткий приказ полковника Гущина, то Мамонтова и в госпиталь бы не положили, оставили бы в городской больнице Бронниц.

Лишь Макар и полковник Гущин, как только Клавдий покинул реанимацию, звонили ему по два раза в день: как ты, герой? Макар привез Мамонтову целую сумку гостинцев — домашнюю выпечку горничной Маши. Привез ему чистую одежду — окровавленная годилась теперь лишь в утиль. Он передал ему приветы от всех.

Но самое главное — он привез ошеломляющие новости последних суток. Рассказал подробно все, что им с Гущиным стало известно от Евы, и свои версии.

Клавдий Мамонтов слушал внимательно.

— Помнишь, когда мы впервые навестили шаманку после убийства Анны, она все допытывалась у нас настойчиво: а это точно сын ее убил? — спросил он, помолчав. — Наверное, в тот момент она решала для себя — что же случилось с сестрой и как ей самой теперь быть. После встречи с нами она, видимо, посчитала, что Анну убил именно сын. А она это допускала, зная об их конфликте, точнее, она тоже так искренне считала. И с человеком, в интересах которого она действовала в роли акушерки Малявиной, пугая и сводя Еву с ума, она не порывала контакты. Она ведь сама — хладнокровная убийца, закопавшая труп любовника на собственном участке. Когда мы явились к ней, она не только о сестре убитой думала, но и о трупе Маркиза… Он ее больше тревожил, чем сестра и ее смерть. Так что они с ее тайным нанимателем похожи. Евгения-шаманка его не слишком боялась. Она сама впустила его на участок, когда он заявился к ней…