Коридор затмений - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Степанова cтр.№ 16

— Здравствуйте, это дом Зайцевых? — спросил полковник Гущин. — Полиция области.

— Полиция? — Парень в толстовке удивился и встревожился. — К нам? Но зачем? Что случилось?

— Полиция приехала! — заорал на весь участок его спутник в комбинезоне, словно оповещая кого-то.

— Хозяин дома? — спросил Гущин. — Зайцев?

— Папа дома. Но к нему нельзя, он нездоров. А что такое? — Парень оглянулся на участок.

Он выглядел взволнованным. Клавдий Мамонтов оценил его — ничем не примечательная внешность, пепельные волосы, мышиного какого-то цвета, алые прыщи на подбородке и свежий порез на щеке, явно после бритья.

— Нам необходимо поговорить с вашим отцом. Это ваш ближайший сосед — он живет на озере. — Полковник Гущин кивнул на Макара. — Мы по частному делу приехали, не волнуйтесь. Но неотложному. Нам надо обсудить с вашим отцом и вашей матерью один важный вопрос.

— Моя мать умерла. Мой отец женат вторым браком. Но почему все же полиция?

— Полиция к нам! — снова заполошно оповестил его спутник.

— Полиция? — из глубины участка послышался еще более встревоженный женский голос — надтреснутый какой-то, почти истерический.

Клавдий Мамонтов вздрогнул — интонация… в вопросе словно заключен крик о помощи и одновременно страх…

— У вас есть младший брат? — спросил он парня.

— Адам? Он сын Евы.

— То есть как? — не понял Клавдий Мамонтов.

— Сын жены моего отца.

— А вас самого как звать?

— Василий. — Парень посторонился. — Ну, входите, раз приехали. И раз вы полиция. Что же мы на пороге. Удостоверения ваши можно посмотреть?

Клавдий Мамонтов достал свое, а полковник Гущин не удосужился даже — вошел в калитку, Макар за ним.

Их взору предстал неухоженный участок — все словно заброшено еще с зимы и осени, не прибрано. Просторный дом из красного кирпича — подобные «замки» с медной крышей строили богатые люди лет двадцать назад.

На кирпичной открытой веранде промелькнул силуэт — словно тень. Клавдий смог лишь понять, что это женщина с распущенными темными волосами в чем-то черном, то ли накидке, то ли хламиде. Мелькнула и пропала. Ей ли принадлежал тот исполненный ужаса и тайных слез голос?

— Сколько вашему младшему лет? — спросил полковник Гущин.

— Пятнадцать.

— Он плавает на лодке по озеру?

— Я не знаю. Возможно. Лодка у нас есть, и катер был, только он в ремонте, — Василий Зайцев отвечал удивленно и настороженно. — Что все-таки стряслось? Что не так?

— Нам надо переговорить с вашим отцом и его женой, — распорядился полковник Гущин.

— Невозможно. Папа болен. А Ева… она тоже больна.

— Молодой человек, вы глухой? — повторил полковник Гущин бесстрастно. — Мы приехали к вам не чай пить. А по делу, которое касается семьи вашего соседа Макара Псалтырникова. С вами мы пока волнующий нас вопрос не обсуждаем. С вашим младшим мы поговорим позже. Сначала со взрослыми. С родителями.

— Вася, пусть поднимаются ко мне. Что ты споришь с ними? — послышался мужской голос из отворенного на втором этаже «замка» окна.

— Папа, зачем ты встал? Тебе после капельницы лежать необходимо, — громко ответил Василий Зайцев.

— Я лягу потом. А ты проведи гостей ко мне.

— Пошли, — сказал Василий Зайцев. — Но учтите, ему нельзя долго разговаривать. Проявите милосердие — вы, полиция.

Он не пустил их через главный вход и веранду — они обогнули дом и зашли со стороны патио — в большую кухню. Поднялись по винтовой лестнице из коридора — холла, служившего чем-то вроде хозяйственной кладовой — со стеллажами, заставленными моющими средствами, инвентарем для уборки и кухонной посудой.

Обстановка на втором этаже стильная, но тоже запущенная, как и участок, как и сад. Комната, схожая с больничной палатой. Кровать с кронштейнами, монитор на стене, кресло у окна.

На кровати сидел худой как скелет совершенно лысый мужчина в больничной робе и пижамных штанах. Возраст его было трудно определить. Полковник Гущин лишь глянул на него и притих. Таких он повидал в госпиталях и клиниках, в которых лежал после ковида и ранения, — онкологические больные. Прошедшие химиотерапию и многое другое.

— Простите за вторжение, — сказал он и представился по полной форме, назвал имена и фамилии Макара и Клавдия.

— Соседи наши? Слыхал я про поместье Псалтырникова, это ваш покойный отец? — Зайцев-старший обратил к Макару бледное лицо свое — ни кровинки в нем, только глаза с лихорадочным тусклым блеском. — А я Иван Петрович. Извините, что в таком виде затрапезном…

Они все как-то смешались, разом поубавилось гонора и желания идти на конфликт.

— Так какой у вас ко мне вопрос? — спросил Зайцев-старший.

В этот момент в комнату-палату зашла женщина восточного типа в робе медсестры.

— Зейнааб, повремени, пожалуйста, с инъекцией, а? — попросил Зайцев.

— Ждать нельзя, Иван Петрович. Что сейчас доктор сказал? Сразу после капельницы надо сделать укол. — В руке домашней медсестры был шприц. — Зачем вы приехали? — спросила она с раздражением. — Человек болен, а вы лезете.

— Тихо, тихо, не надо за меня заступаться. — Зайцев протянул ей руку, и она сделала укол.

Сверкнула глазами — словно молнией пригвоздила полковника Гущина — и ушла.

— Итак, коротко, сама суть вопроса. И мы вас больше не побеспокоим. У нашего друга Макара Псалтырниова — вашего соседа — маленькие дети. Две девочки и годовалый сын. Нам стало известно, что ваш младший сын Адам, — полковник Гущин тщательно подбирал слова, — тайком несколько раз приплывал на лодке в их дом и познакомился с девочками. Им четыре и шесть лет, понимаете? А вашему младшему пятнадцать.

«А может, это и не их сын? — подумал Клавдий Мамонтов. — Вот сейчас выяснится, что мы не туда приехали, зря побеспокоили. А жабий принц совсем не Адам Зайцев».

— Слыхал я, что полиция уже и за детей принялась. — Зайцев криво, горько усмехнулся. — А что не так с сыном? Что он, экстремист или фейки распространяет? Или постит что-то в сетях? Или ваших детей к чему-то склоняет плохому?

— Папа, — Василий, находившийся в комнате и молчавший, попытался вмешаться.

— Тихо, Вася. Раз приехала полиция ко мне, удостоила меня, так сказать, своего внимания и высказывает нам какие-то непонятные претензии, то я тоже молчать не буду. У меня рак печени, последняя стадия, мне жить осталось мало. — Иван Васильевич Зайцев глядел на них почти с вызовом — горьким, страшным вызовом обреченности. — Поэтому я вас, полицию, силовиков, не боюсь. Все, чем мы жили, что мы строили, что наживали, что создавали, о чем пеклись, — все, все обратилось в прах. Наши надежды, планы, наш бизнес, наши мечты, наши капиталы… С кем новое будете создавать, а? Ну вот я, например, потерявший почти все… я умираю от рака… И таких, как я, умирающих не только физически, но и морально, — утративших надежды, утративших сам смысл существования, — полным стало полно. С кем вы останетесь? Сын наш младший вас не устраивает. То, что он с вашими отпрысками общается?