— Все это время ты разговаривала с совершенно незнакомыми людьми об интимнейших вещах. С ними ты была честна.
— В последний раз, когда я говорила в этом доме правду, разразилась грандиозная ссора, и я съехала. Меня назвали эгоисткой, поскольку я не хотела того, чего хотели для меня все остальные.
— Мы знаем, что для тебя лучше.
— Я так не считаю.
— Если бы ты рассказала мне, чем занимаешься, я могла бы предупредить тебя об опасности, и если бы ты послушалась, этот человек не стал бы тебя преследовать. Скажи мне: оно того стоило? Стоила твоя саутолльская затея того, чтобы чуть не погибнуть?
— Но эти женщины примчались, чтобы спасти меня! — воскликнула Никки. — Даже Кулвиндер! Я должна была сделать что-то стоящее, если они рисковали ради меня жизнью. Мама, моя «саутолльская затея» вовсе не пустая похабщина, и я в любом случае не собираюсь ее бросать. Благодаря нашим встречам эти женщины по-настоящему ощутили, что их одобряют и поддерживают. Впервые в жизни они смогли открыто поделиться самыми сокровенными мыслями и узнать, что они не одни такие. Я помогла им понять это, и у меня появилось желание учиться у них, как они учились у меня. Эти женщины привыкли при каждой совершаемой над ними несправедливости подставлять другую щеку, потому что считается неприличным соваться не в свое дело или заявлять в полицию и выдавать своих. Но они без колебаний бросились мне на помощь и подвергли себя риску, когда я оказалась в опасности. Они знают, что способны сражаться.
У Никки перехватило дыхание. Она слишком быстро тараторила, ожидая, что мама вот-вот ее перебьет, но женщина молчала. Ее суровый взгляд смягчился.
— Вот почему отец считал, что из тебя получится отличный адвокат, — произнесла наконец она. — «Эта девушка отыщет логику в чем угодно», — говаривал он.
— Но я так и не убедила его смириться с моим нежеланием идти в юристы.
— В конечном счете убедила бы, — ответила мама. — Он же не отвернулся от тебя навсегда.
— Такое чувство, что отвернулся, — призналась Никки. — Мне все время кажется, что именно я воздвигла вечную стену молчания между нами. Папа умер, сердясь на меня.
— Вовсе нет.
— Откуда тебе знать?
— В момент смерти он был очень счастлив. Клянусь тебе.
Сначала Никки приняла блеск в маминых глазах за слезы, но потом заметила, что губы ее тоже слегка подрагивают.
— О чем это ты?
Мама не выдержала и улыбнулась. Щеки ее залились румянцем.
— Когда я говорила, что твой отец умер в постели, то не имела в виду, что он умер во сне. Но позволила тебе так считать, потому что… — Харприт поперхнулась. — Потому что он умер в разгар напряженной деятельности. Постельной деятельности.
Никки вдруг все поняла.
— Его сердечный приступ был вызван вашим… взаимодействием?
Никки замахала руками, в общих чертах изобразив половой акт.
— Напряженной деятельностью, — повторила, уточняя, мама.
— Мне не обязательно было это знать.
— Бети,
[31] я не могу позволить тебе так терзаться. У папы были проблемы с сердцем еще до того, как ты бросила университет. Он умер не от горя или разочарования. Тебе могло так показаться, потому что, когда ты видела папу в последний раз, он был угрюмым, но в Индии ему удалось посмотреть на мир иначе. Как-то днем мы поехали навестить родственников, и твой дядя рассуждал, насколько развита индийская система образования по сравнению с нашей. Ты же их знаешь: при любом удобном случае семейный сбор превращается в состязание. Твой дядя рассказывал о сложнейших школьных проектах, которые должна была выполнять его дочь Равин, а ведь она еще в начальной школе. Он сказал: «Школа Равин гарантирует успешность всем своим ученикам. Чего еще желать?» Папа ответил: «А моих дочерей учили выбирать собственный путь к успеху».
— Папа так сказал? — поразилась Никки.
Мама кивнула.
— Думаю, он сам удивился. Твой отец не из тех, кто возвращается на родину только для того, чтобы похвастаться своими заграничными достижениями. Но в тот день что-то изменилось. Из всех возможностей, которые предоставила нам Англия, самая главная — выбор. А папа просто не осознавал этого до конца, пока не сказал об этом вслух твоему дяде.
Никки изо всех сил старалась сдержать слезы, когда мама потянулась к ней. Но плотину прорвало, едва мамин палец коснулся ее щеки: прижавшись щекой к материнской ладони, ловившей теплые слезы, девушка рыдала так, как не случалось с ней с раннего детства.
* * *
Вечером заглянула Олив. Через плечо у нее была перекинута большая холщовая сумка, набитая сочинениями, которые предстояло проверить, в руках она несла коробку с вещами подруги.
Лицо Никки до сих пор было опухшим от слез.
— Эмоциональный день выдался, — объяснила она.
— Я бы сказала, выдалась адская неделя, — ответила Олив. — Как ты?
— У меня до сих пор болит голова, а вообще стараюсь не вспоминать об этом.
Впрочем, Никки никак не могла избавиться от ярких, реалистичных снов. Руки душителя, сомкнувшиеся на горле, пламя, лижущее ноги. Она вздрогнула. Во сне ей не всегда приходили на выручку. Иногда, отчаявшись спастись от огня, девушка выпрыгивала из открытого окна квартиры навстречу смерти, и просыпалась, дрожа от ужаса и гнева.
— Вчера вечером я заскочила в паб узнать, не нужно ли что-нибудь Сэму. Сам паб не сильно пострадал, только потолок, но по соображениям безопасности заведение пришлось временно закрыть.
— У Сэма все в порядке?
— Да, он занят по горло. Страховка покроет и ущерб, и потерю прибыли.
— Похоже, единственный способ решить все проблемы паба — сжечь его дотла и начать все сначала. Или просто закрыть и уехать.
— Ну вот, снова-здорово! Паб вовсе не сгорел дотла, но он сейчас никого не волнует. Сэм очень беспокоится о тебе. Расспрашивал, что да как. Я сказала, что навещу тебя сегодня. Он посылает тебе привет, — Олив огляделась. — Этот дом навевает воспоминания.
— Ага, — вздохнула Никки.
— Расти здесь было не так уж плохо.
С того места, где они стояли, Никки видела старое папино кресло.
— Да, точно, — согласилась она.
Олив полезла в сумку и, вытащив оттуда конверт, протянула его подруге.
— Вот, возьми. Мне строго-настрого наказали, чтобы я передала это тебе.
Никки решила, что это последний зарплатный чек от Сэма, но, открыв конверт, обнаружила внутри письмо. Оно начиналось со слов: «Дорогая Никки» и заканчивалось: «С любовью, Джейсон».
— Я не могу, — сказала она, возвращая письмо Олив.