Пока.
Вот они заметили меня. Улыбка застыла на губах Голди, и она что-то шепнула Эллису. Тот облизал губы и не утратил – как не утрачивал никогда – самоуверенности.
Дядя обернулся на оклик кузины: «Папа!» И посмотрел на меня. Лицо вспыхнуло радостью – не знай я дядю, я бы никогда не сочла ее притворной. Даже теперь мне захотелось поверить в ее искренность.
Но горький опыт этого не допустил.
– Они идут к нам, – хмыкнул Данте. – Боже! Какая выдержка!
Я знала, что он поведут себя именно так. Знала, потому что видела однажды, как Голди вчитывалась в колонку светской хроники. Я видела, как она плакала из-за Стивена Олрикса – только не от сожаления, как мне тогда показалось, а от злобы и раздражения. Я слышала, как она негодовала на миссис Хоффман. И знала о ее страстном желании стать членом Клуба почитателей котильона. Голди не потрудилась узнать, чего хотела от жизни я. Зато мне пришлось очень хорошо узнать, чего хотела она.
«В силах ли я отнять у нее это? Достанет ли мне матушкиных уроков? Достанет ли мне духа?»
Я не сдвинулась с места, пока они приближались. Голди – с ослепительной улыбкой. Эллис – уверенный, что будет прощен. Дядя – со своим все понимающим и вкрадчиво-проникновенным взглядом. И миссис Деннехи – с доброжелательной улыбкой, вызвавшей у меня сожаление из-за того, что она оказалась с ними в одной компании. Хотя… стоило ли мне ее жалеть? Ведь она должна была понимать, что к чему.
Все глаза обратились на нас. Я отпила еще глоток шампанского.
Данте рядом со мною напрягся. Потому что ко мне поспешила Голди – да-да, естественно, она всегда первая! – и раскрыла руки для объятия. А ее улыбка! Разве можно было за такой улыбкой разглядеть змеиное вероломство? Какой счастливой выглядела кузина! Как будто я исполнила ее самое большое желание.
– Мэй! О, Мэй, как я рада тебя видеть! Мы все так за тебя переживали!
Я дождалась того момента, когда Голди подошла ко мне совсем близко, посмотрела ей в глаза, затем резко, нарочито демонстративно отвернулась, как будто ее не заметила, и отошла в сторону.
После этого Саллливаны на вечере не задержались. Не смогли. Потому что с ними никто не захотел общаться. Стоило мне их проигнорировать, то же сделала и миссис Хоффман. Нед Гринуэй смотрел сквозь них. Лицо миссис Олрикс стало восковым. Стивен продолжал болтать со своим приятелем, упорно не замечая, что Эллис Фарж хлопал его по плечу. Сан-Франциско, так гордившийся тем, что всегда шел своим собственным путем, дружно последовал за Ван Беркиль из Нью-Йорка.
Я отомстила! Я уничтожила Салливанов. Не доказательствами их неблаговидных деяний, а своим новым именем.
$
Мы с Данте вышли на улицу, под пелену опускавшейся мглы. За нами горели огни, перед нами маячил темный призрак города. Моя рука нырнула в карман накидки и нащупала пуговицу.
– Я выкупила у Чайны Джоя долговые расписки Голди, – тихо сказала я.
– Выкупила?
– Она не понимала грозившей ей опасности. И до сих пор не понимает.
– Я бы похвалил тебя за доброту, но почему-то сомневаюсь, что тобой двигала она, – легко произнес Данте, но я ощутила, как глубоко в меня он заглянул.
– В силу недопонимания Голди не боялась Чайну Джоя. А теперь ее будет мучить вопрос: для чего я это сделала? Ее будет терзать неопределенность.
– Неопределенность – это то, что по ночам лишает людей сна, – криво усмехнулся Данте.
– Знаю, – согласилась я, вспомнила те дни в Бруклине, после кончины матушки, и свой страх перед будущим.
– Я не хочу, чтобы Джой причинил Голди вред. И не желаю ей смерти. Но, наверное, это ужасно – желать, чтобы она изводилась неопределенностью? Может, наказание страданием… чрезмерно?
– Я не тот, кого нужно об этом спрашивать. Я бы сбросил ее с пристани в океан, если бы ты стала от этого счастливей.
Достав из кармана дядину пуговицу, я показала ее Данте.
– Что это?
– Пуговица, которую я нашла в руке тети после ее убийства. Эта пуговица от жилета дяди.
– И ты все это время ее хранила?
– Я не хотела забывать… не хотела забывать, что они со мной сделали. А теперь… – Я выпустила пуговицу из пальцев. Она упала на улицу и укатилась с моих глаз долой. Если бы меня кто-нибудь спросил раньше, я бы ответила, что не ощущала ее груз. Но сейчас я поняла: это было не так. Освободившись от пуговицы, я почувствовала облегчение.
– И каково тебе теперь? – спросил Данте.
– Хорошо. Хорошо, но…
– Что дальше? – закончил он за меня.
– Я долго только об этом и думала. А сейчас, когда все закончилось, я могу желать большего. Могу себе позволить думать и о других вещах. – Вложив ладонь в руку Данте, я повернулась к нему лицом. – Данте…
– Прежде чем что-то сказать, взгляни на это, – вытащив из кармана пиджака папку, Данте передал ее мне.
– Что это? – Расстегнув пряжку, я открыла папку; внутри были письма с заявками на услуги «Бруклин Компани». На адрес «Вестника». Десятки писем!
– Они переполнили наш почтовый ящик. Олдер попросил тебя сделать переадресацию, иначе мы вынуждены будем их выбросить.
Первое попавшееся мне на глаза было от миссис Эллиот Лонгмайер:
«Сама я мало смыслю в декоре. И я тщетно искала нечто умиротворяющее глаз, пока не увидела ваш эскиз гостиной. Он показался мне самым теплым и душевным из всего, что я встречала. И мне подумалось, что вы могли бы разработать дизайн склепа для моего отца, который больше всего в жизни ценил спокойствие. Я ничего не смыслю в красоте, но мне не хочется, чтобы батюшка целую вечность вертелся в гробу из-за того, что я превратила его последнюю обитель в нечто гротескное и дисгармоничное. Как бы он еще не начал преследовать меня за это… Я понимаю – вы, должно быть, получаете десятки заявок в день. Но если бы вы нашли для меня время, я была бы вам очень признательна. И я готова понести любые расходы».
У меня перехватило дыхание.
– Почитай-ка вот это, – предложил Данте, затем, перегнувшись через мое плечо, порылся в стопке, нашел искомое письмо и развернул его передо мной.
«Меня очень впечатлили ваши работы, и я думаю – вы смогли бы создать идеальные условия для моей жены Саки. Она – инвалид, и буду вам очень благодарен, если вы создадите для нее прекрасное гнездышко, в котором она перестанет призывать смерть. У меня есть средства, чтобы исполнить любые ее пожелания».
– Они все такие? – спросила я.
– Нет, не все. Часть писем от подобных этим, – повел Данте глазами на людей в шатре. – Но не только богатые мечтают привнести в свою жизнь красоту. И теперь, когда ты тоже обрела богатство, думаю, никто не будет ожидать от тебя, что ты предпочтешь тяжелый труд легкой болтовне.