Яблоневое дерево - читать онлайн книгу. Автор: Кристиан Беркель cтр.№ 34

– Allez, vite, vite ^[21].

Из ее рассказа повеяло дикими оливковыми рощами, утешающей природой, что возвышается над любым горем.

У нее за спиной остался Париж, остались разрушенные надежды, когда ее везли из Ронеталя вместе с другими женщинами в открытом кузове грузовика, словно скот. Мимо полей, лугов и смеющихся домиков в утреннем тумане, в темную безутешность трехкилометрового лагеря – барак на бараке, доска к доске, без единого растения, только дождь, грязь и вопросительные лица голодных женщин за колючей проволокой, которые кричали: «Откуда вы приехали?»

За стеной дождя блестели Пиренеи.

Другие решили все за Салу, новая родина тоже от нее отвернулась. Она снова оказалась не властна над собственной судьбой. Пока над ней и остальными женщинами сгущалась туманная пелена, она чувствовала себя преданной – не французами, а новым государством. Indésirable. Нежелательная. По-французски слово désir означает «желание». А если тебя никто не желает, значит, ты проклят. Как можно отправлять в преисподнюю человека, не совершившего ничего дурного?

Женщин вырвали из общества близких и беззащитными отправили в открытом кузове навстречу неизвестности. Язык света и свободы звучал здесь так же холодно, как на немецком казарменном дворе.

– Suivez-moi ^[22].

Все собрали сумки, чемоданы и мешки, чтобы последовать за невысокой крепкой женщиной по размокшей слякоти. Мадам Фреве подгоняла их своими приказами, пока не привела к бараку 17.

Барак находился в окруженном колючей проволокой блоке, участке. В каждом бараке жило по шестьдесят женщин, в каждом участке – тысяча, во всем лагере – около двадцати тысяч. Бараки были примерно двадцать пять метров длиной и пять шириной. Покрытая рубероидом крыша, каждые четыре метра – маленькие люки с откидными деревянными крышками, окон нет.

Дверь оказалась распахнута. Женщины обессиленно зашли внутрь. С каждой стороны лежало по тридцать соломенных тюфяков. Ни одеял, ни стола, ни скамейки, ни стула, ни посуды, ни даже гвоздя, чтобы повесить пожитки.

К ним подошла полная высокая женщина. Она поприветствовала мадам Фреве, и та протянула ей список.

– Demain matin ^[23].

Слегка покачнувшись, надзирательница повернулась на каблуках и вышла из барака.

– Soyez les bienvenues ^[24], я Сабина.

Ответственная за барак выглядела вполне любезной. Она распределила между новоприбывшими свободные места, и женщины валились на тюфяки, обрадованные, что можно отдохнуть.

– Le diner est à six heures ^[25].

Сала закуталась в кашемировое пальто Лолы. Она слышала голос отца. Ее глаза закрылись.

Мухи жадно ползали по лицу Салы. Она с трудом разлепила веки. С первыми лучами солнца в бараке начиналась зловонная жара. К полчищам мух присоединились комары в поисках завтрака. Женщины лежали, вытянув онемевшие конечности. Говорили шепотом, чтобы подарить новичкам еще немного отдыха. Сала впервые посмотрела на лицо своей соседки. Красивое лицо, немного потерянное, но не испорченное.

– Comment tu t’appelles? ^[26]

– Сала. Et toi? ^[27]

– Соланж. Mais tout le monde m’appelle Mimi ^[28].

– Мими? – Сала бросила на нее удивленный взгляд.

– Nom de guerre ^[29], объясню потом. Есть хочешь?

О, как же Сала хотела есть. Желудок болезненно сжался, хотя она еще раздумывала, что имела в виду Мими под nom de guerre и наслаждалась звучанием ее южнофранцузского говора. Мими приехала из Марселя. В Париже она начала зарабатывать на хлеб в кордебалете «Фоли-Бержер».

– Прекрасная карьера, – рассмеявшись, сказала она, – но потом пришла любовь и принесла погибель. Я всегда влюблялась в негодяев. И чем отвратительнее они себя вели, тем сильнее пылали мои чувства.

Она с обезоруживающей откровенностью рассмеялась. Эта девушка казалась ангельски невинной, несмотря на все что Сала с изумлением узнала в ближайшие несколько минут. После «Фоли-Бержер» Мими устроилась через Антуана в ночной клуб. Там она зарабатывала больше, но ей пришлось научиться обслуживать разных клиентов, которых Антуан сначала представлял ей как своих хороших знакомых. Когда она заметила, что в его стойле есть и другие лошадки, то ушла – зашнуровала рюкзак, еще в Марселе подаренный ей старым моряком за красивые глаза, и отправилась искать счастье на улице.

– И тогда я превратилась из танцующего лебедя в ночную бабочку.

Она вышла на панель и этим гордилась. Приличные женщины, о недостатках которых она постоянно слышала, даже не представляют, сколько браков спасли представительницы ее профессии. Мими делила женщин на две категории: одни хотят послушного мужа, который вскоре оказывается скучным и скользким, другие вешают себе на шею пройдоху, пребывая в гордой уверенности, будто они и только они смогут превратить этого законченного мерзавца в верного, честного супруга. И потому они целуют и целуют, но лягушки остаются лягушками, женщины превращаются в жаб, а принцы и принцессы существуют лишь в сказках.

– Мужчины – это катастрофа, – серьезно заявила Мими и хитро добавила: – Всегда.

Но она искренне не могла понять, почему женщины, очевидно, питающие слабость к катастрофам и трагедиям, становятся жертвами собственной двойной морали. Если бы они принимали мужчин со всеми недостатками, их жизнь стала бы значительно лучше.

– Чему быть, того не миновать.

Прочь иллюзии, ими устлана дорога в ад. На этом тема была закрыта. С сухим «давай» Мими взяла смущенную Салу за руку. Да, на свою беду она тоже еврейка, заверила девушка свою новую подругу, пробираясь по пересохшей на солнце корке грязи, под которой чавкала жижа.

«Из огня да в полымя», – подумала Сала, оказавшись перед уборной. Мими предупредила: жизненно важно соблюдать правило «сначала гадить, потом мыться». Позднее, после первого же ливня, Сала поняла почему.

– В грязь! – негодующим тоном произнесла она, цитируя актера Луи Жуве. Он произнес эту фразу, исполняя роль священника, и сделал ее крылатой. «Dans la boue!» Мими очень талантливо изобразила интонацию Жуве и переход по грязи. В дождь приходилось избегать выходов на улицу без особой нужды. Одна пожилая дама, которая всегда ходила мыться первой из стыда обнажаться прилюдно, однажды увязла в грязи между умывальниками и туалетом и, никем не замеченная, умерла. Топкая почва лагеря стала новым кругом ада, о котором забыл предупредить старина Данте. Нет, Данте она не читала, но клиент из лучших времен, весьма очаровательный знатный господин, который всегда пах лепестками роз, очень интересно о нем рассказывал. И истории вовсе не портил тот факт, что при этом Мими колотила его тростью по заду. Чем было больнее, тем увлеченнее он рассказывал. Тот, кому неведома боль, никогда не познает красоту. Этой мудростью, как и многими другими, она обязана ему.