А вот с динамикой все несколько сложнее. Важность производства в народном хозяйстве экономически развитых стран действительно пошла на спад, в то время как значимость сектора услуг выросла. Однако произошло это не потому, что населению этих стран требуется больше услуг, чем промышленных товаров, в чем нас упорно пытаются убедить сторонники постиндустриального дискурса. Это случилось главным образом потому, что в обрабатывающей промышленности производительность растет быстрее, нежели в сфере услуг, и последние становятся относительно более дорогими. Хотите пример? Просто вспомните, как сильно за последние несколько десятилетий подешевели компьютеры и мобильные телефоны и подорожали, скажем, услуги парикмахера или ресторанное обслуживание. Если принять во внимание эффекты такого относительного изменения цен, получается, что доля промышленности в национальном производстве большинства богатых стран снизилась в последние несколько десятилетий совсем незначительно (исключением является Великобритания), а в некоторых даже выросла (например, в Швейцарии, Швеции и Финляндии)
[248].
Вопреки навязываемому нам мифу о постиндустриальной эпохе, способность экономики производить конкурентоспособные промышленные товары по-прежнему является самым важным фактором, определяющим уровень жизни в стране (см. также главу «Анчоусы»).
Начнем с того, что многие из высокопроизводительных услуг, которые, как предполагается, призваны заместить промышленное производство, просто немыслимы без производственного сектора, ведь это их основной покупатель. Речь идет в том числе о финансовых, транспортных и бизнес-услугах (таких как консалтинг, инжиниринг, дизайн). Подобные услуги кажутся новыми только потому, что раньше компании-производители оказывали их собственными силами (и они отражались в отчетности как часть работы производственного сектора). Теперь же их предоставляют специализированные компании (следовательно, они учитываются как результат работы сектора услуг)
[249]. Вот почему в странах с развитой промышленностью, таких как Швейцария и Сингапур, сильны также и отрасли, предоставляющие услуги (а вот обратное верно далеко не всегда).
Кроме того, производственный сектор по-прежнему остается основным источником технологических инноваций. Даже в США и Великобритании, где на него приходится всего около 10% объема производства, 60–70% научно-исследовательских работ и разработок проводится именно этим сектором. А в более ориентированных на производство странах, таких как Германия или Южная Корея, этот показатель достигает 80–90%.
Надо сказать, слепая вера в то, что мы сегодня живем в эпоху постиндустриальной экономики, сильнее всего навредила США и Великобритании. Начиная с 1980-х обе эти страны, особенно Великобритания, пренебрегали своими производственными секторами, питая иллюзию, будто спад в них — хороший знак, подтверждающий, что их национальные экономики совершают переход от индустриальной к постиндустриальной. Это давало политикам стран удобнейший предлог для того, чтобы ничего не предпринимать в связи со спадом промышленности.
Приоритетом же в экономике Великобритании и США в последние несколько десятилетий оставалось чрезмерное внимание к развитию финансового сектора, который и рухнул во время мирового финансового кризиса 2008 года. С того момента слабое восстановление экономики (экономисты говорят о «вековом застое»), которого им удалось достичь, базировалось на еще одном финансовом пузыре (а также на пузыре рынка недвижимости). Прежде всего речь идет об исторически низких процентных ставках
[250] и так называемой программе количественного смягчения, которой руководят центробанки Великобритании и США.
В 2020–2022 годах пандемия COVID-19 четко показала, что нынешние финансовые рынки США и Великобритании не имеют к реальной экономике никакого отношения. Во время пандемии фондовые рынки в этих странах поднялись до небывалых до тех пор высот, а реальная экономика рухнула, и простые люди очень страдали от безработицы и резкого сокращения доходов. Если говорить по-американски, стало ясно, что Уолл-стрит и Мейн-стрит больше никак не связаны друг с другом.
Даже если единственный известный вам товар с надписью «Сделано в Швейцарии» — это шоколад (что весьма вероятно, если только вы не житель Швейцарии), не позволяйте этому факту ввести вас в заблуждение. Секрет швейцарского успеха в том, что у этой страны сильнейший в мире производственный сектор, а вовсе не достижения в таких областях деятельности, как банковское дело или элитный туризм, как мы обычно думаем. В сущности, даже репутация швейцарцев как производителей лучшего в мире шоколада коренится в предприимчивости и изобретательности ее промышленного сектора (создание сухого молока, молочного шоколада и технологии конширования). Эту репутацию ей обеспечила не компетентность в сфере услуг: не то, что ее банки придумали сложную схему рассрочки платежей для покупателей шоколадных батончиков, и не таланты ее рекламных агентств, разработавших превосходную, наиэффективнейшую маркетинговую кампанию для продажи шоколада.
В целом дискурс постиндустриального общества, моделью в котором невольно стала Швейцария, в лучшем случае вводит нас в заблуждение, а в худшем — вредит реальной экономике. Веря в него, мы подвергаем себя великому риску.
Заключение. Экономика и с чем ее едят
Знаю-знаю, книга получилась довольно странной.
Я рассказал в ней о десятках продуктов питания, в том числе о таких, которые многим из вас и в голову не пришло бы есть: тут вам и желуди, и куколки тутового шелкопряда, и кузнечики, и (для некоторых культур) чеснок, и перец чили. Я описал их биологические качества и происхождение; рассказал, как они распространялись по миру, поведал их экономико-социальную историю и коснулся их политического символизма, а также во многих случаях поделился личным к ним отношением (иногда — как вы, надеюсь, помните — граничащим с наркотической зависимостью). Я описал множество способов приготовления этих продуктов — что и как жарить, тушить, готовить на гриле, коптить, запекать и варить; подавать сырым, соленым, маринованным или ферментированным. Я описал и сравнил между собой разные кулинарные традиции — с присущими им универсальной привлекательностью, особенностями и смешением культур.
А попутно мы с вами побывали во множестве мест по всему свету, причем в самые разные эпохи. В главе «Желудь» мы тропами испанской инквизиции спустились с горных вершин современной Кореи к исследованиям багдадских ученых в XI веке, затем вернулись на японские заводы начала XX века и наконец пришли к сегодняшним отделениям корейских банков. В главе «Бамия» мы путешествовали на невольничьих кораблях по Атлантике, ужасались условиям труда на рабовладельческих плантациях сахарного тростника в Сан-Доминго (нынешней Гаити), встречались с фермерами-поселенцами американских прерий, становились свидетелями жестокого преследования коренных американцев и прятались на улицах Сантьяго времен военной диктатуры генерала Пиночета.